Так что Манасевич задумал все правильно. И около 10 вечера все приглашенные знаменитости (кстати, сотрудничавшие в крупнейших газетах) собрались на квартире Филиппова.
Из показаний Филиппова: «Я решил… устроить прием, где был десяток журналистов, интересовавшихся Распутиным… представители самых разнообразных течений – Розанов из „Нового времени“, Тэффи из „Русского слова“, Измайлов из „Биржевых новостей“ и так далее».
Задуманный вечер был беспроигрышен – обычно очное знакомство Распутина с недоброжелателями непременно заканчивалось победой мужика. Получилось и на сей раз.
«Распутин очаровал всех присутствующих, даже тех, которые были предубеждены против него», – показал Филиппов. И далее он, уже много раз видевший эти сеансы обольщения, описывает «стратегию» мужика: «Распутин не сразу вступил в разговор, по своему обыкновению точно изучив присутствующих, а затем стал подавать меткие реплики, по большей части в форме афоризмов. Особенно удачны были его ответы известному религиозному мистику Розанову и Тэффи… В середине ужина разошедшийся под влиянием выпитого Распутин предложил сказать импровизацию на тему: что такое любовь… Распутин в белой шелковой рубахе, подпоясанный… шнурком, импровизировал стоя, несколько нараспев и подняв глаза вверх… причем образность его выражений… близких по стилю к „Песне Песней“ Соломона, была такова, что Тэффи приступила к записи, и этот отрывок оставила у себя на память вместе с автографом Распутина… Распутин был бесцеремонен к Тэффи, словно угадывая ее стареющую, но еще страстную натуру…»
Тэффи тоже описала этот вечер: «В накуренной комнате человек шесть… Манасевич стоит у притолоки… еще каких-то двое и – Распутин… роста довольно высокого, сухой, жилистый, с лицом, будто втянутым в мясистый длинный нос, с колючими, близко придвинутыми глазами… Глаза так блестели, что нельзя было разобрать цвет». Розанов сообщает ей: «Мы с хозяином условились, что вас он посадит рядом с ним… он любит дам. Непременно затроньте эротические темы, разговорите его, тут он будет интересен…»
Тэффи посадили на угол – справа Распутин, слева Розанов и Измайлов. Далее она описывает «бесцеремонность Распутина», точнее – обычные его ухаживания. «Распутин пил много… – А ты чего не пьешь? Ты пей, Бог простит. – (И уговаривая, быстрым движеньем дотронулся до плеча, словно гипнотизер.) – Глаза у тебя печальные, мучает он тебя очень… Эх, все мы женскую слезку любим. Я все знаю… Что за кольцо у тебя на руке? Протяни мне его тихонько под столом, я на него дыхну – погрею… Чего ж ты сама сняла… Я бы сам снял… – Но я отлично понимала (что будет под столом. – Э. Р.), оттого и сняла… – Вот когда придешь ко мне, я много тебе расскажу, что ты и не знала… – И он снова тайно, быстро дотронулся до моего плеча».
А потом состоялось чтение распутинских стихов. «Оказалось, это было стихотворение в прозе в стиле „Песни Песней“… Еще помню фразу: „Прекрасны и высоки горы. Но любовь моя выше и прекрасней их, потому что любовь есть Бог“».
После чего мужик дал автограф знаменитой писательнице.
«Долго мусолил карандаш… корявым почерком написал: „Бог есть любовь, ты люби, Бог простит. Григорий“»… В это время хозяин вдруг озабоченно подошел к Распутину: «Телефон из Царского!» И Тэффи с изумлением поняла: значит, в Царском Селе знали, где он находится!.. Пока Распутина не было, Розанов начал давать ей инструкции: «Главное – пусть расскажет о своих хлыстовских радениях».
И Розанов, и остальные гости, и друг Распутина Филиппов знают, что мужик принадлежит к таинственной секте. Они предвкушают его рассказ, но… «Распутин к столу не вернулся. Хозяин сказал, что его спешно вызвали в Царское Село».
Разгадка интриги
На следующий же день разразился скандал. Оказалось, в Царском забили тревогу по поводу прошедшего вечера. И на квартире Филиппова, к его изумлению, на следующий день был устроен обыск.
Из показаний Филиппова: «Исполняющий обязанности начальника Охранного отделения полковник Иванов в ответ на мое негодование сообщил мне по секрету, что виноват в этом Распутин, который сообщил, что будто бы во время его присутствия… ведутся литераторами записи тех сообщений, которые он делает… и что… дошли агентурные сведения о том, что в моем распоряжении находятся компрометирующие Государыню документы и что в моей квартире готовится самоубийство Распутина».
Тогда же к Тэффи прибежал перепуганный Измайлов и рассказал ей: «Сегодня был у меня Ф. и говорил, что его… допрашивали: кто именно из литераторов у него обедал, и что там Распутин высказывал. Грозили высылкой из Петрограда… Но что противнее и удивительнее всего, что на столе у допрашивавшего его Ф. ясно увидел тот самый листок, который собственной рукой писал М-ч… Надо быть осторожными. Если нас и не будут допрашивать, то следить, конечно, будут…»
Да, организатором скандала был… организатор вечера Манасевич! Задумав стать главным советчиком Распутина, он производил «чистку» окружения «отца Григория». Симанович, занимавшийся исключительно финансами, знал свое место. Но Филиппов, имевший огромное влияние на Распутина, видимо, беспокоил «Рокамболя», и тот, в лучших традициях департамента полиции, затеял привычную провокацию. Он предложил Филиппову организовать встречу Распутина с литераторами и… тут же сообщил о ней в Царское Село, приписав инициативу встречи Филиппову. А заодно и передал в охранку «тот самый листок» – список приглашенных литераторов, который испугал Аликс, потому что все приглашенные, как считалось, придерживались левых убеждений. Оттого-то и последовал звонок из Царского, прервавший встречу.
И, конечно же, Манасевич сообщил в охранку о «компрометирующих Государыню документах», будто бы находившихся на квартире Филиппова. А Распутину он рассказал о злых намерениях писателей, конспектировавших все разговоры якобы для того, чтобы впоследствии осмеять «старца» (хотя договаривались «ничего не записывать»).
Впрочем, тут Манасевич бил наверняка. Не сомневался – в любом случае не сдержат слова, напишут… И действительно, вскоре один из участников вечера, известный литератор Анатолий Каменский, написал пьесу о Распутине.
Из показаний Филиппова: «Отголоском этого вечера… была пьеса Анатолия Каменского… которая… встретила чрезвычайные цензурные затруднения… Присутствующие на вечере литераторы дали мне слово не печатать заметок об этом вечере и потому… Распутин так обрушился на постановку пьесы Каменского… что тот, по выражению Распутина, „нарушил клятву“».
В пожелтевшем номере газеты «Рампа и жизнь» за 1915 год я нашел сообщение об этом событии, взволновавшем тогда театральный Петроград: «8 декабря 1915 г. в театре Яворской была назначена постановка новой пьесы А. Каменского „Может быть, завтра“… В 8 часов вечера, когда театр был уже переполнен публикой, администрация объявила, что спектакль состояться не может: поступило официальное запрещение».
Впрочем, пьесу разрешили после того, как Каменский переделал ее и превратил своего героя, русского мужика Распутина, в… шведа!!!
После этой истории перепуганный Филиппов сам начинает отходить от Распутина. Да и у Распутина появляется недоверие к Филиппову… Теперь основным советчиком и главным человеком в «команде» становится Манасевич-Мануйлов. И он уже ждет многообещающих перемен в правительстве…
