Короче я решил переговорить с М-им. Я увидел его в нашей столовой. Он всегда много, жадно и как-то неаккуратно ел. И всегда — с книгой, читал во время еды. В этот раз он ел окрошку, и скатерть была забрызгана кровавыми (свекольными) пятнами. Я подсел и затеял разговор о футболе. Он был страстный болельщик и ходил на стадион в любую погоду. М-ий отложил книгу и молча смотрел на меня скорбными еврейскими глазами. Он ждал начала главного разговора. Я спросил его о Валленберге. Сказал, что судьба этого человека «напрягает моих агентов-евреев». Он тотчас принялся все яростно отрицать… с легкой усмешкой, чтобы я точно понял: он у нас! Уже уходя, я сказал ему:
— Я понял, его у нас нет… Вопрос: жив?
М-ий помолчал, затем ответил:
— Хороша окрошка.
Итак, Валленберг был жив.
Прошло какое-то время, и вдруг М-ий в столовой прошептал мне:
— Завтра на «Динамо» (стадионе) перед футбольным матчем.
Он решился. Но почему?
В тот день играли две сильнейшие команды страны — «Динамо» и «ЦДКА» (Центральный дом Красной Армии, или, как еще ее называли, «Команда лейтенантов»).
Оцепление из солдат и милиции окружало стадион. Билеты спрашивали уже внизу, в метро. Милиция на конях теснила людей, выходивших из подземки, заставляя сбиваться в одну колонну. И эта бесконечная колонна двигалась на стадион.
Наконец появился М-ий. Мы прошли через служебный вход на северную трибуну. Нас встретил рев стадиона.
— Как кричат, — заметил я.
— Что делать: дома на них кричат, на работе кричат, хотя бы здесь мужики сами кричат, — удало сказал он.
М-ий конечно же пришел с постоянным «сопровождением». Они сидели за нами — двое молодых ребят. Когда «Динамо» забило гол, в реве стадиона М-ий успел прошептать:
— Ссать.
В туалет в перерыве мы отправились порознь с небольшим интервалом. Сопровождение, проводив его, встало в длинную очередь за пивом.
В щедро загаженном болельщиками туалете было множество людей. Стоя в очередь к писсуару, М-ий успел произнести еще одно слово:
— Покажу.
На следующий день я написал официальную просьбу начальству о консультациях с М-им «по поводу инъекции для ликвидации враждебного чешского политика». И вскоре получил разрешение посетить Варсонофьевский…
Из своего кабинета через подземный ход М-ий провел меня в так называемую «гостиницу».
О ней ходило много слухов. В этом специальном блоке лубянской внутренней тюрьмы сидели особо важные лица. Еду сюда носили из нашей столовой НКВД… Говорили, что в «гостиницу» к арестантам даже приводили женщин… Однако из нее обычный путь был в так называемую «Камеру Лаборатории Х», где «постояльцы» получали смертельную инъекцию.
Проходя по коридору, он толкнул меня у одной из камер, и я посмотрел в глазок. Камера и вправду напоминала гостиничный номер: высокие потолки, импортная мебель. Сидевший в кресле у столика старый человек читал книгу. Ко мне он был повернут в профиль. Голова с сильно поредевшими седыми волосами… Демонстрация конечно же была мгновенной…
Я не задал М-ому никаких вопросов. Мы просто расстались.
Встретились через день в парке Сокольники.
— Сколько ему сейчас?
— Тридцать пять, кажется, — ответил М-ий. — Перешагнул возраст Христа… Так что задержался на земле. Но, уверен, ненадолго.
И М-ий рассказал, наконец, всю историю несчастного шведа.
Когда мы заняли Бухарест, они приехали к шведу домой с приглашением прибыть в штаб группы советских войск для очень важного разговора. Хотели побеседовать по-хорошему. Но Валленберг сказал: «Если приглашаете в гости, то я не хочу к вам ехать. Если попытаетесь задержать — будет скандал». И попросил убираться.
Тогда М-ий, стоявший сзади, вколол ему инъекцию. Валленберг тотчас «вырубился» — заснул. В Москву его привезли с удобствами, в спальном вагоне, обращались как с гостем, еду носили из вагона-ресторана. Поместили в «гостиницу».
Для начала ему предложили подписать «сотрудничество». Но Валленберг наотрез отказался. Пробовали психотропные меры воздействия. Ничего!.. Что с ним делать? Обратно же не повезешь!
И вот недавно М-ий узнал, что Берия собрался «доложить» дело. После подобного «доклада» обычно следовала резолюция: «согласовано с…». (Решения об инъекциях в Лаборатории Х принимались самим Кобой и Молотовым. Так и писалось: «Согласовано с тт. Молотовым и Сталиным».)
— Я не хочу его убивать, — продолжал М-ий. — Он спас тысячи евреев. Вы говорили, что он вам нужен. У вас есть ход к Хозяину. Поспешите.
Все случившееся было невероятным. У товарища М-го проснулась совесть. Я отлично знал, что у подобных людей совесть — это, как говорится, узкий поясок вокруг бедер. Неужели у М-го она оказалась удавкой на шее?.. Сильно его душившей… Я не верил в это. Так же, как не поверил в его откровенность. И в эту странную нерасторопность «сопровождения» на «Динамо», и в легкость моего посещения Варсонофьевского и «гостиницы», и в его рассказ в Сокольниках…
Тем не менее я знал главное: Валленберг жив, но его, возможно, должны ликвидировать.
Он мне был нужен. Следовало спешить.
Я попросил Кобу принять меня на Ближней.
Коба принял через неделю. Сидел на большой веранде, пил чай. Был в отличном настроении. Шутил. Я подумал, что это подходящее время начать разговор о Валленберге.
Сказал:
— Коба, я не знаю, почему взяли Валленберга. Но знаю о богатстве и связях его семьи. Валленберга можно использовать, чтобы добиться с ними большого сотрудничества. Через них мы сможем заручиться доверием международного капитала, получить кредиты. И, наконец, моя работа в Скандинавии…
Коба прервал меня матом!
— Неужели ты такой болван и до сих пор ничего не понимаешь? Мне не нужны их кредиты! Сейчас чем хуже отношения с Западом, тем для нас лучше. — И добавил жестко: — Дело шведа закрыто… вчера вечером. Этого господина уже кремировали. — Он усмехнулся. — Вот все, что осталось от международного шпиона, — он кивнул на стол — там лежали портсигар, очки, блокнот и Библия!
Я понял: Коба предвидел мою просьбу и приготовился для беседы.
Мы молча пили чай, как вдруг он спросил:
— Говорят, твоя фирма в Праге процветает, ты стал богатеньким? Люди так ценят эти глупые деньги. И ты тоже научился? И вот я размышляю: может, потому тебе и нужен был Валленберг? Точнее, его связи. Связи с кровопийцами-капиталистами для обогащения Фудзи. Даже к М-му бросился, об осторожности позабыл. Слепит злато!
(Теперь я прозрел. Это была провокация! Привет от Лаврентия! Но как же я глуп!)
Коба продолжал:
