Мери была умница. Не увидев меня в условленном месте, она не стала ждать и неторопливо направилась к вагону.
В этот момент он схватился за сердце и начал оседать на платформу. И тотчас нашелся его партнер. Это был негр — носильщик.
Бросился к нему. Он лежал недвижно на земле. На помощь спешили люди.
Я шел за ней к поезду — респектабельный пожилой господин.
Сказал сзади:
— Не оборачивайтесь… они ждут у поезда.
Уже издали я заметил двоих. Они обыскивали сумки и открывали чемоданы. Увидела их и она. По правилам она должна была понять, что положение безнадежно, и попытаться уйти. Но прелесть непрофессионалов в том, что они работают не по правилам, а по вдохновению.
Она не остановилась.
У нее был ридикюль и маленькая сумочка. Роскошный кожаный чемодан вез носильщик. Как было условлено, она подошла к вагону перед самым отходом поезда.
Кондуктор, проверяющий билеты, стоял на перроне.
Агенты начали досматривать ее огромный чемодан.
Мери была великолепна. Царственным жестом протянула ридикюль кондуктору — подержать, а сама принялась рыться в сумочке в поисках билета. Она оказалась отличной актрисой. Копаясь в сумочке, взволнованно говорила кондуктору:
— Боже мой, забыла билет! Как же так!
Нервно стала выбрасывать из сумочки губную помаду, пудру в руки кондуктору. Кондуктор (сама забота!) успокаивал ее. Подключился помогать и агент — всем хотелось услужить красотке.
— Не спешите, — уговаривал кондуктор. — Вы хоть место свое помните?
— Нет, в том-то и дело…
Она и правда очень волновалась, так что все получилось вполне натуралистично.
Билет был найден, только когда поезд уже трогался.
Кондуктор, продолжая держать под мышкой ее ридикюль, взял билет. Агент торопливо забросил ее чемодан в вагон. Она все так же величественно проследовала внутрь, кондуктор важно внес в купе ее ридикюль…
На дне ридикюля под салфетками и лежал сверток с чертежами и детальным описанием первой в мире атомной бомбы.
Я благополучно вернулся в Москву. Чертежи подтвердили правильность предыдущей информации. Производство нашей первой атомной бомбы началось.
Помню, ночью мы поехали с Берией в так называемый «Курчатник». Это был большой участок леса, огороженный стеной. Мы прошли в какой-то огромный длинный сарай. Везде встречались люди с военной выправкой — в штатском и в форме. Охрана — повсюду.
В большом плохо освещенном зале сидели несколько человек… За столом президиума — некто с длинной бородой. Это и был Курчатов — «Борода» (так его прозвали). Главный руководитель «яйцеголовых» (так называл физиков Коба).
Когда мы вышли на сцену, Курчатов вскочил и страстно зааплодировал, глядя на меня. Берия изумленно посмотрел на него… Но уже в следующую минуту понял: Курчатов часто видел «самого». Понял ошибку и Курчатов, уселся на место.
Берия заговорил, кивнув в мою сторону:
— Мы с заместителем министра иностранных дел товарищем Фудзи, много сделавшим для нашего проекта, рады сказать, что Иосиф Виссарионович Сталин, лучший друг и наставник советских ученых, внимательно следит за вашей работой. Он просил передать вам все то же: «Должна быть создана в кратчайший срок». От себя разъясню детали. Работу необходимо закончить к семидесятилетию любимого вождя — к 1949 году. И хочу предупредить: здесь на ряде строительных объектов работают заключенные. Не закончите к сроку — займете их место. Вопросы есть?
Присутствующие молчали.
— Желаю успешно трудиться. Всем необходимым мы вас обеспечиваем. Если что нужно — сообщайте, рады будем помочь.
В автомобиле Берия сказал мне по-грузински:
— Сбрей усы. А то в темноте я тебя боюсь…
Я пообещал, что усы срежу и даже отращу эспаньолку. Вообще-то у нас странное сходство: мне достаточно изменить прическу…
— Очень ты на него был похож в темноте, — заметил Берия.
Сбежавшая с полотна Боттичелли
Когда я приехал в Особняк, чтобы написать отчет, там меня ждал привет от Лаврентия. Даша.
“Дашенька”, как она сама себя называла, вошла в мою комнату. Молча, медленно, картинно сняла с себя кофточку. Потом так же неторопливо освободилась от лифчика и погладила крепкую высокую грудь. Поиграла ею и засмеялась.
— Поспешите, товарищ. Вот выйду замуж, рожу… и все! Конец красоте.
Юбка упала к ногам. Она стояла в тех же ажурных чулках… Повернулась и, чуть наклонившись, поиграла задом.
— То, что ты девка, я и так знаю.
— По-моему, не оценили. Начнем сначала. Посмотри, какая совершенная грудь с торчащими сосками. Ты необразован, как вы все, и вряд ли знаешь, что Мария-Антуанетта отлила бокалы по форме своих грудей. У меня вышло бы не хуже. Смотри, это не просто длинные ноги, они породистые… Видишь эту совершенную сухую щиколотку? И, наконец, узкая талия и божественный переход к бедру! Каково?! И, конечно, попка… кругла, но в меру. Я уверена, что одежду придумала старая карлица. Ох, как было бы прекрасно всем ходить голыми. Ужасное слово — «голыми». Лучше — «нагими». Когда летом я выхожу на пляж, все дамы вжимаются в песок. Неужели ты не видишь, жалкий слепец: я — Весна, сбежавшая с полотна Боттичелли.
А потом… Металось на подушке ее лицо… И огромные темные глаза сквозь золотые волосы.
Шептала:
— Да… хотела. Ты страшный, еще кровавей его. Ты убийца, да?
Голые, сидели на кровати и радостно целовались. Как в юности.
— Пионерская любовь, — сказала она.
Потом она ушла. Я лежал на простыне, сохранившей запах ее духов. На столе стоял ее недопитый бокал. Я понимал, что погиб… что впереди пытка — знать, кто она, и желать ее. Но почему она?! Ну чего в ней особенного? Красавица? Будто не было у меня красавиц… Блядь? Я посетил самые дорогие бордели. Нет, ничего в ней не было особенного. Просто молодая. Лгу. В ней было особенным… все! Страсть. Она воистину обожала, когда… Думаю, обожала в тот миг всех нас… А я обожал только ее. В этом была разница. И погибель.
И началось — та неделя. Из всей моей жизни, может быть, она одна и останется…
В перерывах между любовью Даша с каким-то дерзким упоением рассказывала:
— Ты плебей… вы все плебеи. Наверное, поэтому мне так со всеми вами хорошо. Английские аристократки обожали конюхов… Моя мать из старинного рода князей В-ых. Мой истинный отец — расстрелянный граф С-н. Чтобы спастись, мать вышла замуж за еврея — чекиста. Его тоже расстреляли. Она была красотка и успела выскочить за следователя, который вел его дело. Потом началась война. Следователь ушел на фронт, где его благополучно убили. В это время я прочла книжку… до смерти буду помнить название — «Зеленые цепочки»… о шпионах-немцах в нашем тылу. Я уже тогда захотела стать нашей шпионкой… Война кончилась. Мы жили в двух шагах от вашей Лубянки. Моя подруга, смазливая брюнеточка, в десятом классе познакомилась на улице с черноволосым красавцем. Он работал на Лубянке, ходил пешком на работу, ей объяснил — «для моциона», на самом деле по дороге подбирал девочек. Говорил, что он офицер. Оказалось, это был ваш министр Абакумов. Он с ней переспал. Точнее, она с ним. Она его хотела. И меня с ним познакомила. Он, по-моему, холост. Во всяком случае устраивал вечеринки у себя дома. Нет, меня не тронул. Ему я и сказала о своей мечте — «хочу стать нашей шпионкой». Он меня приберег для начальника… С начальником я и стала женщиной. Лаврентий… я так его уважала… Но когда он переспал со мной — как же я его презирала. Он ведь был для меня небожитель. Я ведь верила, что мне надо искупить свое происхождение, как учил меня мамин муж. Когда я с ним поделилась своей мечтой, он мне объяснил: на шпионку надо учиться. Учиться придется здесь… чтобы успешно работать там. Но уже вскоре все поняла. Хотела быть шпионкой, а он сделал меня шлюхой. Я нарочно два раза срывала операцию. Но он меня не тронул. Просто посадил мать. Выпустил, когда я стала паинькой. Знаешь, когда я тебя увидела, решила попросить тебя о маленьком одолжении: ты застрелишь меня? — Засмеялась, добавила: — Этого я хотела тогда. Сейчас, увы, нет. Потому что ты, говнюк, сделал самое поганое: ты в меня втюрился, и оттого мне сейчас захотелось жить.
