– Завидовать, как учит нас товарищ Коба.
Он нахмурился – не любил, когда шутили другие. Шутить мог только он. Помолчав, сказал:
– Ты помоги ребятам насчет Миллера. Проконсультируй. Мне понравились идеи твоего (!) Шпигельгласа.
Я понял: в Париж меня окончательно не пускают. И теперь Коба предлагает мне роль советника – помочь тем, кого отправят захватить Миллера. Я, видно, должен был поработать, прежде чем.
В своем кабинете я встретился с хорошо знакомым мне Сергеем Шпигельгласом. В Париже он работал агентом-нелегалом. Держал рыбную лавочку в Латинском квартале. Был любимцем местных домохозяек, щедро отпускал им в кредит дорогую рыбу… И сейчас в Москве не выходил из роли парижанина – пришел в берете, чернявый, предупредительный, этакий хлопотливый француз.
Шпигельглас рассказал мне свой план, так понравившийся Кобе:
– Все мы знаем, как на бильярде одним ударом загоняют в лузу два шара… Короче, похищение генерала Миллера организует генерал Скоблин вместе со своей певичкой Плевицкой. Тогда впоследствии, когда он станет во главе РОВС, им будет легко управлять. Итак, простой план: Скоблин предлагает генералу Миллеру встретиться с немецкими представителями Гитлера для разработки совместных действий против СССР. Миллер, естественно, ему поверит, да и как не поверить второму человеку в РОВС! Скоблин привезет Миллера в дом, где его ждут «немцы». В роли немцев выступят наши сотрудники. И далее так же, как с Кутеповым, только в более удобных условиях – хлороформ на лицо и укол. В ящике переносим тело в грузовик и доставляем на наш корабль. В Москве заставим Миллера обратиться к эмигрантам с предложением разоружиться, забросим дезу… – (дезинформацию), – будто он сам перебежал к нам. Чтобы исключить всякие подозрения насчет Скоблина, предлагаю такое алиби: в то время как Скоблин будет похищать Миллера в одном конце Парижа, его жена Плевицкая отправится в другой конец города – в модный магазин. Купит там самое дорогое платье, чтоб ее запомнили, и скажет, что торопится, так как в машине ее ждет муж. Попросит продавщицу помочь донести платье до машины, где сидит наш сотрудник в шляпе, изображая генерала Скоблина. Таким образом, продавщица сможет впоследствии подтвердить, что Скоблин в момент похищения Миллера находился далеко. В итоге сам Скоблин освободит для себя место Миллера, а нам отдаст Миллера и возможность безоговорочно управлять собой. – Шпигельглас победно посмотрел на меня.
Я с удовлетворением отметил про себя: более идиотский план придумать было нельзя. Мы рисковали ценнейшим агентом – Скоблиным. И если он провалится, то главная цель операции – сделать РОВС своим – рушилась. Провалиться ему было весьма легко. Ибо алиби сомнительное. Ведь Миллер, как и я, мог вести дневник. И записать туда о предстоящей встрече со Скоблиным! А если кто-то увидит их вместе?.. И так далее! Но я ничего не сказал! Просто пожелал Шпигельгласу удачи.
Все случилось точно так, как я и думал. Скоблину, видно, не хватило выдержки. Непросто было белому генералу предавать в наши руки другого белого генерала. Скоблин, похоже, так волновался, приглашая Миллера на встречу, что Миллер заподозрил неладное. На всякий случай он оставил записку, что идет на встречу с немцами, организованную Скоблиным.
На встрече с «немцами» Миллера усыпили и в ящике перевезли на наш пароход. Вскоре записку нашли. И бросив жену на произвол судьбы, Скоблин с нашей помощью бежал. Бедную певицу Плевицкую арестовали…
Генерала Миллера благополучно доставили на Лубянку. Я видел, как его вели по двору во внутреннюю тюрьму. Но похищение ничего не дало. Тщетно пытались заставить Миллера написать обращение к белой эмиграции – он отказался. Упрашивали усердно, в лучших традициях нашего ведомства, но, несмотря на все пытки, сломить его не получилось. Белогвардейцу Миллеру удалось то, что не удалось ни Тухачевскому, ни кому другому из наших прославленных красных командиров, – он выдержал всё! Его расстреляли.
Так что операция провалилась.
Коба вызвал меня, орал и материл за «провал твоего дерьмового плана».
Я уточнил:
– План не мой. Что же касается успеха дела, то мне трудно руководить им за тысячу километров.
Он мрачно посмотрел на меня. Конечно, он все понял! Я тоже понял: заплачу и за это.
Коба щедро отблагодарил главных участников. Он не любил белых генералов, и Скоблина вскоре расстреляли. (Для наших агентов во Франции пустили байку, что он героически сражался в Испании и там погиб.) За Скоблиным последовал Шпигельглас. Это не было наказанием за провал. В конце концов, Миллера он всё-таки привез… Просто Шпигельглас был старым большевиком. Он принадлежал к прежней жизни, которой надлежало исчезнуть.
Плевицкая заплатила больше всех. Великая певица медленно сгниет во французской тюрьме. Чтобы она никого не выдала, мы периодически передавали ей весточки в тюрьму: «С вашим мужем все в порядке, он на секретной, ответственной работе в СССР, и мы прилагаем все усилия, чтобы вскоре вызволить вас».
Случилось!
В праздник 7 ноября я стоял, как всегда, на Красной площади. На том же месте, где в прошлом году мы стояли с Бухариным. Сейчас Бухарин сидел во внутренней тюрьме на Лубянке…
После парада и демонстрации я был на торжественном приеме в Кремле (Коба лично передал мне приглашение). Мне бы вспомнить, как особенно ласков мой друг перед…
На приеме увидел, как Крупская подошла к Кобе, поздравила его с праздником. Пожалуй, впервые после смерти Ильича Коба обнял ленинскую вдову.
11 ноября тридцать седьмого года он позвал меня в кремлевскую квартиру. Туда, «учитывая происки многочисленных замаскировавшихся врагов…» (Коба не забывал играть в эту игру), посетителей теперь провожал сам комендант Кремля. К моему изумлению, вместо знакомого мне коменданта Петерсона меня ждал незнакомый офицер НКВД. Оказалось, накануне арестовали все кремлевское начальство, включая комендантов Кремля и Мавзолея…
Неутомимый Коба продолжал трудиться.
В квартире меня встретил другой офицер НКВД. Он сообщил, что Коба сейчас принимает Надежду Константиновну и просит подождать. Меня провели в соседнюю с гостиной маленькую комнату, выполнявшую роль прихожей, – здесь складывали почту и газеты для Кобы.
Дверь была приоткрыта, и я отчетливо слышал голос Кобы. Он говорил о Мавзолее.
Я удивился теме. Как я уже писал, Коба боялся мертвых и в Мавзолей спустился лишь однажды – в день его открытия. Говорят, Коба прошел мимо священного тела быстрым шагом, почти бегом. С тех пор он вообще там не бывал. Как-то мы с ним заговорили о Мавзолее, и он сказал:
– Мижду нами говоря, я понимаю – лежать под грохот парадов, выставленным на виду у зевак… Но это партийное поручение, и наш Ильич с честью выполняет его после смерти.
Я добавил бы: «несмотря на все опасности, исходящие от любящего его народа». Как это ни смешно, после смерти на мертвого Ильича покушались куда чаще, чем при жизни. Один покушавшийся, как я уже рассказывал, разбил стекло саркофага принесенным кирпичом… Другой вскочил на барьер, разбил стекло сапогом, и осколки рассыпались по груди Ильича… Третий пронес пистолет и выстрелил в несчастное тело…
