Работа Миллера, из-за которой и перенесли «публичную ассамблею», 6 и 7 сентября была передана на отзыв шести профессорам и адъюнктам академии на предмет, «не сыщется ль в оной чего для России предосудительного». Этими шестью рецензентами были профессор истории Иоганн Эбергард Фишер (1697–1771), профессор юриспруденции Фридрих Генрих Штрубе де Пирмонт (1704– после 1775), профессор химии Михаил Васильевич Ломоносов, профессор элоквенции (красноречия) Василий Кириллович Тредиаковский (1703–1769), адъюнкт натуральной истории (естествознания) Степан Петрович Крашенинников (1711–1755) и адъюнкт астрономии Никита Иванович Попов (1720–1782). Все они с 13 по 16 сентября представили в канцелярию Академии наук свои «репорты» (отзывы), все из которых, за исключением отзыва В. К. Тредиаковского, были критическими. Общее мнение состояло в том, что «диссертацию» Миллера читать в публичном собрании и распространять в напечатанном виде нельзя. Так, Ломоносов написал, что речь Миллера «весьма недостойна, а российским слушателям и смешна, и досадительна» и, по его мнению, «отнюдь не может быть так исправлена, чтобы она когда к публичному действию годилась». Только Тредиаковский полагал, что высказанные Миллером положения есть лишь вероятная гипотеза, а не доказанное утверждение, и в таком случае никакого «предосуждения России» не содержит.
Мнение академиков Шумахер резюмировал в письме Теплову, где отмечал, что даже он не находил сразу не понравившуюся ему «диссертацию» Миллера «столь ошибочною, как описывают гг. профессора и адъюнкты», и посоветовал отложить речь Миллера до другого случая, а для ноябрьского, собрания «выбрать предмет из физики». Так и было сделано. 26 ноября на публичной ассамблее Ломоносов прочитал свое «похвальное слово», а научные выступления сделали профессор физики Георг Вильгельм Рихман и профессор механики Христиан Готлиб Кратценштейн. По поводу работы Миллера было принято решение сдать ее текст в архив академии, а напечатанный тираж в обращение не выпускать.
Однако Миллер со своим поражением не смирился. В начале октября он направил письмо Разумовскому, в котором писал, что «диссертация» была опорочена «недоброхотными» ему членами Исторического собрания академии, а поскольку никто ему никакой критики не предъявил, то он был лишен возможности оправдаться. Тогда президент академии распорядился обсудить «диссертацию» на чрезвычайном собрании с участием Миллера «без всякого пристрастия», с тем чтобы можно было ее «заблаговременно поправить». Чрезвычайное собрание было назначено на 23 октября, но растянулось на целых 29 (!) заседаний — вплоть до 8 марта 1750 года. За это время, кстати, работа Миллера была отправлена на отзыв В. Н. Татищеву, который, признавая высокий профессиональный уровень и научные способности Миллера, а также различие в их взглядах на происхождение руси, от полемики с ним уклонился. 21 июня новое экстраординарное заседание академической конференции предложило оппонентам Миллера еще раз представить письменные отзывы о его работе. Ломоносов на этот раз писал: «Происхождение первых великих князей российских от безъимянных скандинавов в противность Несторову свидетельству, который их именно от варягов-руси производит, происхождение имени российского весьма недревнее, да и то от чухонцев, в противность же ясного Несторова свидетельства; презрение российских писателей, как Преподобного Нестора, и предпочитание им своих неосновательных догадок и готических басней (так Ломоносов, вероятно, именовал скандинавские саги. — Е. П.); наконец частые над россиянами победы скандинавов с досадительными изображениями не токмо в такой речи быть недостойны, которую господину Миллеру для чести России и Академии и для побуждения российского народа на любовь к наукам сочинить было велено, но и всей России перед другими государствами предосудительны, а российским слушателям досадны и весьма несносны быть должны».
В результате этого долгого обсуждения по распоряжению академической канцелярии на очередном внеочередном заседании было прочитано заключение по «диссертации» Миллера, по которому она была признана неприемлемой. Напечатанный ее тираж, за исключением трех экземпляров, был уничтожен. Сам Миллер, впрочем, от своих взглядов не отказался и отстаивал их с завидным упорством.
В 1768 году латинский текст сочинения Миллера был анонимно опубликован в одном из научных изданий профессором И. X. Гаттерером в Германии. Кроме того, Миллер использовал текст и основные идеи злополучной «диссертации» в других своих произведениях: «Краткое известие о начале Новгорода и о происхождении российского народа, о новгородских князьях и знатнейших онаго города случаях» и «О народах издревле в России обитавших» (вторая работа была издана анонимно в Петербурге в 1773 году). Принципиально важный для истории исторической науки текст «диссертации» Миллера стал доступен современному российскому читателю только в 2006 году
[74].
В чем же состояла главная идея «диссертации» и почему она вызвала такое негодование? Задача, которую поставил перед собой Миллер, заключалась в том, чтобы изложить происхождение «славнейшаго Российскаго народа» и происхождение «Российскаго имени». При этом Миллер исходил из очень верной установки, что «одного имен согласия (то есть совпадения. — Е. П.) без других подлиннейших свидетельств к доказательству о происхождении народов никак не довольно». На этом основании он отрицал, в частности, какую бы то ни было связь между названием древнего народа роксолан и именем «русь» (мнение, которое, кстати, разделял Ломоносов): «К доказательству происхождения Россиян от Роксолан не довольно одно имян сходство, не довольно и того, что в первых после рождества Христова веках Роксоланский народ в Российских жил пределах; надлежит паче то показать, как Роксоланское имя в Российское переменилось». Миллер справедливо утверждал, что кажущееся сходство названий народов, как и то, что когда-то один народ жил на территории другого, вовсе не доказывает их кровного родства. К сожалению, об этой элементарной истине совершенно забывают дилетанты от истории, пытающиеся искать древние корни каких-либо современных народов — явление, столь распространенное в псевдоисторической беллетристике до сих пор. Далее Миллер отвергает и другие гипотезы, например, о происхождении русских от скифов и сарматов: «Производящие Россиян от Скифов и Сарматов токмо то доказывают, что Россияне живут в Скифских и Сарматских землях, что и без того ясно и не подлежит ни каким сумнительствам». Происхождение названия «славяне» Миллер выводил от слова «слава»: «От славных своих дел в древния времена Славянами назывались» и отмечал, что «нет ни одного тех времен историка, который бы прежде Юстиниана Императора упоминал о народе Славенском».
Затем Миллер, охарактеризовав сведения разных средневековых авторов о славянах, обращался к вопросу о происхождении названия «Русь»: «Объявим еще и о другом народе, от котораго Россия нетокмо жительми населена, но и Царей и имя свое получила. Оной народ хотя в начале языком и житием от Славян весьма разнствовал, но столь тесно потом с ними соединился, что уже тому много веков прошло, как их между собою различать неможно было. А именно как Славяне Россиею владели, то от времени до времени приходили от севера Скандинавы, народ силою своего оружия на море и на сухом пути, также и торговым промыслом пред другими славной». Скандинавами считал Миллер и варягов, ссылаясь, между прочим, на «диссертацию» Байера: «Без сумнения, Почтеннейшие Слушатели, признаваете вы по сему Варягов ваших, о которых в летописях и во всех Российских историях упоминается; и хотя известно, что тем именем никакой в Скандинавии народ особливо не назывался, однако сие можно заподлинно доказать, что они ни из какой другой земли выехали как из Скандинавии. Варягами они назывались либо от искусства в мореплавании, в чем наибольше упражнялись, и для того, что морем в Россию пришли… либо от искусства воинскаго, от старинного слова Вар, что войну у Скандинавов значило, в какой силе у Агличан и поныне употребляется. Потому и служившие из Скандинавов в гвардии при дворе Греческих Императоров в Царе граде Варанги назывались».
