Показательно, однако, наличие славянских имен среди представителей княжеского дома. «Ославянивание» варяжской элиты, как видим, происходило достаточно быстро. Уже в третьем поколении князей, если верить летописной генеалогии, появляется славянское имя, а затем их количество только увеличивается. Вероятно, такое же положение было характерно и для части древнерусской знати варяжского происхождения. Во всяком случае, подавляющее большинство скандинавских имен, известных по договорам 911 и 944 годов, а также по летописным известиям за IX–X века, не сохранилось в древнерусском именослове. Нет упоминаний о вторых Аскольде, Дире, Свенельде или Асмуде. Только в роду князей Рюриковичей продолжали существовать имена Рюрик, Рогволод, Рогнеда. Четыре скандинавских имени сохранились в русском именослове до сегодня, поскольку их носители — опять-таки князья Рюриковичи — были канонизированы православной церковью — это Олег, Ольга, Игорь и Глеб.
Таким образом, варяжское наследие в русском именослове крайне невелико. В то же время исконные скандинавские формы некоторых княжеских имен сохранялись на протяжении X века. Об этом свидетельствуют иностранные источники
[323]. Так, епископ Кремонский Лиутпранд в своем труде «Антоподосис» («Возмездие», «Воздаяние»), написанном на рубеже 950—960-х годов, упоминая о походе князя Игоря на греков в 941 году, называет его «Ингер». «Ингорем» именует этого киевского князя в своей «Истории» византийский автор второй половины X века Лев Диакон (рассказавший в своем труде о походах сына Игоря, Святослава). Такое же написание мы видим и в произведении Константина Багрянородного «Об управлении империей» («Сфендослав, сын Ингора, архонта Росии»). Тот же Константин Багрянородный, упоминая о приезде княгини Ольги в Константинополь, называет ее «Эльга». В так называемом «Кембриджском документе», хазарском источнике 960-х годов, написанном на древнееврейском языке, «царь (melek) Русии» именуется «Х-л-гу», то есть Хельгу. Эти примеры показывают, что имена Олег, Игорь и Ольга звучали в X веке как «Хельги», «Ингвар» и «Хельга», а не так, как они представлены в «Повести временных лет», когда уже произошла их «русификация». Кроме того, на периферии Древней Руси отдельные варяжские анклавы, давно утратившие связь с родиной, но сохранявшие при этом свой язык и письменность, существовали даже в начале XII века. Об этом свидетельствует находка шиферного пряслица — грузика на веретено — с руническими надписями, причем в традиции IX века. Среди них — женское имя «Сигрид»
[324].
Взаимное влияние оказали друг на друга языки Древней Скандинавии и Древней Руси. Однако и здесь объем заимствований очень небольшой. В древнешведский язык из древнерусского перешли такие слова, как «торг», «толк», «лава» (скамья), «лука» (хомут), «граница», «ладья», «кош» (короб, корзина), «седло», «соболь», «хмель», «шелк», а также тюркское по происхождению слово «безмен». В основном, как видим, это слова, связанные с военным и отчасти морским делом и торговлей
[325]. Также и в древнерусском языке появился целый ряд слов скандинавского происхождения. Это «аск» (яск, отсюда — ящик), «гридь» (младший дружинник), «кнут», «ларь», «скот» (как обозначение денег, имущества), «стул», «стяг», «тиун» (управляющий у князя), «берковец» (мера веса, слово происходит от названия шведского города Бирка, крупного торгового центра эпохи викингов), «ябедник» (должностное лицо, судья, отсюда — ябеда), «якорь» и некоторые другие
[326]. Как видим, здесь представлена та же торговая и дружинная, отчасти морская терминология. Языковые заимствования четко свидетельствуют о двух областях русско-скандинавского взаимодействия — это торговля и военное дело. Именно торговцами и воинами и были приходившие на Русь варяги, осваивавшие новые пути.
Древнейшим из них был Балтийско-Волжский путь. Этот путь начинался от Балтийского моря, шел через Финский залив в Неву, затем в Ладожское озеро, затем спускался по Волхову в Ильмень, а потом через несколько небольших рек переходил в верховья Волги. На начальном участке этого пути по территории будущей Руси особую роль играли Ладога (ныне Старая Ладога), древнейшие археологические слои которой относятся к середине VIII века, и так называемое Рюриково Городище — торгово-ремесленный центр, находившийся южнее современного Новгорода у истока реки Волхов, вытекающей из озера Ильмень. Освоение начального этапа Волжского пути происходит, по-видимому, с VII века. О широких торговых связях красноречиво свидетельствует Петергофский клад, найденный в 1941 году и хранящийся ныне в Государственном историческом музее в Москве. Арабские серебряные монеты — дирхемы, которые в то время выполняли в Восточной Европе, по сути, функции международной валюты, были сокрыты в Петергофском кладе в самом начале IX века. На этих монетах обнаружены граффити, выполненные четырьмя разными системами письма — греческими буквами (имя «Захариас»), скандинавскими рунами, арабской графикой и тюркскими рунами, употреблявшимися на землях Хазарского каганата
[327]. Таким образом, уже в тот период территория Северной Руси была вовлечена в зону международной торговли, в которой помимо славян и финно-угров участвовали и скандинавы, и византийцы, и хазары, и арабы.
В середине IX века крупным торгово-ремесленным центром было Рюриково Городище, контролировавшее выход из Волхова в Ильмень. В верховьях Волги большую роль играли Сарское городище близ Ростовского озера — племенной центр мери, и Тимерёвское поселение под Ярославлем, на берегу реки Которосль. Однако далее по Волжскому пути, в Среднем и Нижнем Поволжье, ни кладов арабских дирхемов, ни скандинавских древностей не обнаружено: «Это можно объяснить тем, что на этом отрезке пути, проходящего по территории Хазарского каганата, видимо, отсутствовала необходимость прятать денежные капиталы, их везли, так сказать, в другие места. Здесь в рассматриваемый период, за исключением Итиля, прибрежных поселений или действительно не было, или они были до крайности редки. Следует также учесть, что стремление прятать сокровища уменьшалось там, где находились постоянные центры стабильной торговли, где местные власти тем или иным способом заботились о ее безопасности, где не опасались завязывать долговременные коммерческие связи, а сделки по купле-продаже могли вместо денег удостоверяться деловыми документами (в исламских городах это практиковалось уже в раннем Средневековье)»
[328]. В Итиле с купцов взимали десятину, и затем они отправлялись в плавание по Каспию. Крупным торговым центром на южном побережье Каспия был Абескун, недаром с конца IX века он был объектом грабительских нападений русов. Оттуда торговый путь шел в персидский Рей и далее в Багдад. Волжский путь связывал Северную Европу с арабским Востоком, проходя по территории Руси, Волжской Булгарии и Хазарского каганата. Большая его часть шла по воде, хотя на обратном пути приходилось плыть по Волге против течения. Движение кораблей от шведской Бирки до каспийского Дербента, по подсчетам исследователей, занимало примерно два месяца. Путь назад был дольше по времени. «Иными словами, парусно-весельные суда одной флотилии могли осуществить полную поездку в лучшем случае раз в год»
[329].
