Глубокие следы гусениц были почти дорогой. Много следов в пыли, покрытые пылью вывернутые и размолотые куски дерна, но это дорога, и она ведет, а там, где есть направление, идется легче.
Блондин начал про себя напевать марш дивизии «Лейбштандарт». Текст был пошлым, как обычно, но зато мелодия пробирала до костей. Это уже было известно в 1-м пешем гвардейском полку, проводившем разводы караулов в Потсдаме. Прежде это был его марш. Блондин потихоньку напевал. Через некоторое время он поймал себя на том, что повторяет только припев, а из него — только проигрыш трубы: «Тра-ля-ля-ля-ля!»
Удивленный Камбала повернулся и толкнул Куно:
— Ты слышишь, Куно? У нас тут завелись донские казаки.
Блондин в ответ усмехнулся и неожиданно громко, во всю силу запел, подражая звукам трубы:
— Тра-ля-ля-ля-ля! Это гвардия…!
Эрнст безразлично покачал головой, показал на солнце, потом на Блондина и постучал себя по лбу. Его каска отозвалась звонким металлическим звуком.
— Нет, Эрнст, это не солнечный удар. Стальной кокос от него защищает!
— А почему ты орешь всякую ерунду и пугаешь округу?
— Я тоже как раз подумал. Споешь со мной?
— Я? Иди ты!
— Почему нет? Можешь предложить что-нибудь лучше?
Эрнст только махнул рукой, больше не мешал Блондину, продолжая идти по жаре под палящим солнцем. Камбала стал подпевать, Куно загудел октавой ниже, Пауль и Йонг улыбнулись и запели чисто и высоко. То, что в Лихтерфельде они делали по принуждению, против своей воли и с проклятиями, теперь у них получалось добровольно и от всей души.
Ханс остановился и подождал, пока отделение не поравняется с ним. Он скривил лицо и со сдержанным смешком крикнул:
— Камбала! Вы же поете с переливами как кастрат! Запишитесь в хор Венских мальчиков, парень! Но чтобы петь «Гвардию»? «Гвардию»! Смените пластинку!
Камбала недолго подумал и затянул своим тонким мальчишеским голоском:
— «По вражеской стране идут войска СС и песенку веселую поют…»
Эту песню сменила другая, потом третья. С Блондином пел только Петер. Остальные голоса были еле слышны. Потом он пел один. Ханс бросил на него своеобразный изучающий взгляд и опять ушел вперед.
Проторенная танковыми гусеницами колея то уходила в низину, то круто поднималась на холм. В воздухе стояло марево. Жара давила.
Блондин забыл мелодию.
«Если вместо орешника были бы сосны, дающие побольше тени, а следы танковых гусениц — полевой дорогой, все было бы так, как во время моего первого похода со взводом фанфаристов. Он тоже был в июле, и солнце тогда палило так же, как и сегодня. Вспотели, нет, все были мокрыми от пота. И посбивали ноги. Тогда мы были еще непривычными», — он проглотил слюну и зевнул. «Тогда я тоже был еще цыпленком. Не самый маленький, нет, высокий, худой и неуклюжий, зато самый младший. Тогда я должен был нести огромный чугунный котел».
Он осмотрелся вокруг, посмотрел на мелькающие перед ним подметки сапог Эрнста и улыбнулся: «Прямо как тогда. Я тоже шел за мелькающими подметками. Мне были видны только стоптанные каблуки, камушки на проезжей полевой дороге, бороздки от дождя и пучки травы по сторонам. Тогда. Странно, тогда их тоже было восемь. И среди них — замечательный парень Герд. Бывший образцом во всем. Где-то он теперь? Наверное, где-то в России. Кажется, он в противотанковой артиллерии. Из остальных семи четверо погибли. Последним — Ханзи. Нет, лучше — он пропал без вести. Но что значит пропал без вести? Погиб — значит, окончательно. Пропал без вести — значит, окончательное будет тянуться бесконечно долго».
Обстрел.
Мимо проехали машины и мотоциклы. Один мотоциклист остановился и крикнул:
— Вам, усталым мешкам, все ясно?
Эрнст оказался у мотоцикла первым. Он таинственно шушукался с Дори. Тот смеялся и показывал назад. Блондин наблюдал за обоими. Когда он проследил глазами в указанном Дори направлении, то увидел в лесочке, широкой полосой подходящем к дороге, стоящие машины. «Будет ли возможность? Действительно ли это машины с продовольствием? Они что, ехали средь бела дня? Оригинально!» Но потом он догадался: «Естественно, мы же замыкаем дивизию, поэтому и товарищи из черпачной братии такие молодцы! Остановились в тенечке, чтобы гуляш на жаре не прокис. Но, к сожалению, им придется ждать ночи. Потому что, только когда стемнеет, подвезут продовольствие. Естественно, что везти готовую пищу войскам должны будут другие товарищи. Могут начать стрелять и, при известных обстоятельствах, даже попасть. И кто тогда будет составлять расточительные меню и наполнять неисчислимые голодные рты?»
Эрнст и Дори продолжали беседовать. «Они советуются, — улыбнулся Блондин, — придумывают махинацию, с помощью которой они смогут провести кухонных солдат. Один узнал, где и какое продовольствие есть, а другой позаботится, как его добыть».
На редкость спокойный день. Редкая благоприятная возможность. Просто идеальная исходная позиция для организаторского гения. И напротив, не очень хороший, если не сказать плохой, для начальника финансовой части. Им и так непросто, потому что плох мир, люди, и особенно некоторые разновидности солдат. «Внимание!» — вот лозунг тыловой службы! Ни на секунду не отрывать глаз от продовольствия. Лучше всего — сесть на них и сидеть днем и ночью, как наседка на яйцах. Ящики с провизией, полки с банками, мешками, бутылками — священная собственность. Ее надо охранять до последнего издыхания. Это была война тыловиков. И как они на ней сражались!
Во время боев под Харьковом при отступлении «салохранители» защищали свое богатство от голодных бойцов даже с помощью автоматов. Когда подходили русские, надо было провести сверку запасов с продовольственными накладными. Должен быть порядок! Как же можно в противном случае с сознанием выполненного долга взорвать склад? И это — не анекдот! Это было в действительности! Огромный продовольственный склад уже был подготовлен к взрыву. В такой обстановке было невозможно потратить оставшееся время на выдачу дрожащим от голода и холода немецким отступающим героям французского коньяка, вестфальской ветчины или франконской сухой колбасы. Склад от собственных солдат с карабинами наперевес охраняли часовые. Один из интендантов орал как самый главный и толстый защитник, отдавая невозможные приказы до тех пор, пока Дори под устроенную Вальтером и Паулем пулеметную стрельбу и взрывы ручных гранат не крикнул ему: «Иван идет!» Тогда ветераны охраны и их полководцы моментально ретировались к своим машинам и исчезли под треск пулеметов. Они даже забыли взорвать заложенные заряды. Впрочем, ничего бы и не взорвалось, потому что предусмотрительные саперы продолжали там суетиться и сняли взрывные машинки. Эрнст выбил бронетранспортером складские ворота, въехал в здание склада и обеспечил «организацию». И все получилось! Без спешки, без паники и споров. А когда через полчаса иванов еще не было видно, но вместо них приехал командир батальона, то Эрнст, замещая начальника склада, построил своих людей и сделал один из самых знаменитых своих докладов о том, что подразделения на несколько дней обеспечены продовольствием, подтвердил это цифрами, конечно же, выгодными ему, так как шеф не должен был знать, что Дори перегрузил свой мотоцикл с коляской. Доклад заканчивался словами: «Остатки склада подготовлены к взрыву».
