В конце января 1932 года, встретившись с членами японской делегации, следовавшей через Москву в Женеву на международную конференцию по разоружению, Касахара рекомендовал Генштабу: «Необходимо подготовить общественное мнение всего мира в сторону доказательства того, что препятствием к установлению всеобщего мира является Советский Союз» (4 марта перевод документа лежал на столе у Сталина
). Спустя три недели после начала конференции, а именно 28 февраля 1932 года, МИД Японии заявило о концентрации в районе Владивостока 100-тысячной группировки советских войск, на вооружении которой есть даже ядовитые газы. По мнению информатора МИД, военное столкновение СССР с Японией случится в ближайшие три-четыре месяца — поводом будет «маньчжурский вопрос» либо проблема рыболовной конвенции.
Генеральный секретарь ЦК ВКП (б) не преминул в ответ щелкнуть японцев по носу. 4 марта 1932 года «Известия» поместили на первой полосе статью «Советский Союз и Япония»: «Уже больше пяти месяцев прошло с того момента, как японские войска заняли столицу Маньчжурии — Мукден и на Дальнем Востоке начался вооруженный конфликт, принимающий все более широкие размеры
[13]… Положение, перед которым стоит на Дальнем Востоке Советский Союз, обязывает его к укреплению своей обороноспособности, к защите неприкосновенности его границ, в частности путем соответствующего усиления военных гарнизонов… Нельзя пройти мимо того факта, что весьма ответственные представители японских военных кругов, и не только военных кругов, открыто ставят вопрос о нападении на СССР и отторжении от него Приморья и Забайкалья. Мы располагаем документами, исходящими от представителей высших военных кругов Японии и содержащими планы нападения на СССР и захвата его территории». Далее без упоминания имен публиковались резюме Хироты и обширные цитаты из «Соображений» Касахары.
Потрясенный Хирота на приватной встрече с заместителем наркома иностранных дел Караханом попытался нащупать источник получения документов. Безрезультатно. Японцы предприняли расследование, но не заподозрили утечку прямо из атташата. Предположили, что доклады были изъяты и скопированы чекистами при перевозке дипломатической почты, отправлявшейся по железной дороге во Владивосток (и далее в Токио). Спустя месяц после скандальной публикации в «Известиях» военный атташе телеграфировал шифром в Генштаб: «Имеются основания подозревать, что посылаемые от Вас почтой секретные документы перлюстрируются в пути. Прошу Вас сугубо секретные документы пересылать другим способом». ОГПУ перехватило и расшифровало и это сообщение
.
Переводчик 4-го отделения Особого отдела Роман Ким (агент Мартэн) в марте 1932 года получил повышение — минуя звание уполномоченного, стал оперуполномоченным ОГПУ. По офицерским меркам — лейтенантом.
12 апреля Марианна родила ему сына. Мальчика назвали Виват. «Настоял на этом имени Роман Николаевич».
* * *
«Отношение к выполняемой работе вполне добросовестное, большая работоспособность и интенсивность работы, — отмечалось в аттестации, данной Киму в 1932 году. — Сообразителен, находчив, наблюдателен, точен и умеет ориентироваться. Участвовал в операциях сугубо чекистского порядка с прекрасными результатами. Операции требовали большой чекистской выдержки»
.
Правда, однажды Роман Николаевич оказался на грани провала. Как ни странно, участник операций, требовавших выдержки, в отношении вещей отличался феноменальной рассеянностью (к примеру, дважды получал взыскания за утерю удостоверения личности). Во время очередного визита в японское посольство Ким вскрыл сейф, сфотографировал документы, собрал рабочие принадлежности и спокойно покинул особняк. Но, добравшись до Лубянки, понял, что… оставил фотокамеру в кабинете атташе. Близился рассвет. Одному возвращаться в посольство было рискованно, и Ким поспешил за помощью домой к человеку, которому доверял — Владимиру Шнейдеру, служившему в Оперативном отделе ОГПУ. На территорию посольства их пропустил милиционер, а в здание — японец-охранник, завербованный Кимом. Забрав камеру, чекисты собирались уходить, как вдруг услышали шум подъезжающего к дому автомобиля. Шнейдер бросился к буфету, принес ящик со столовым серебром, схватил еще какие-то вещицы, увязал добычу в скатерть: инсценируем воровской налет! Ким разбил стекло в окне, выходящем на задворки. Спаслись бегством, через забор, под трель милицейского свистка. На следующий день в одной из московских газет появилась короткая заметка о попытке ограбления японского посольства
[14].
Не оставляя работу «в полях», оперуполномоченный Ким занимается аналитикой. В июле 1932 года, используя все собранные Особым отделом данные по японской линии (в том числе расшифрованные радиограммы Москва — Токио и сообщения из зарубежных резидентур), он составляет отчет для председателя ОГПУ Вячеслава Менжинского. «Начиная с февраля — марта с/г. констатируется резкое повышение активности японской разведки против СССР, вызванное: 1) завершением программы захвата основных пунктов Сев. Маньчжурии и непосредственным переходом японцев к подготовке военного плацдарма против СССР и 2) увеличением наших вооруженных сил в ВСК и ДВК [Восточно-Сибирском и Дальневосточном крае]. Мобилизационное развертывание органов японской разведки происходит по всем линиям: по линии Генштаба, морштаба, МИД и контрразведки… Новый военный атташе в СССР Кавабэ получил от Генштаба инструкцию развернуть разведку, исходя из четкой установки на “будущую войну” с СССР. В частности, изучить: а) количество авиасил, которые могут быть выставлены во время войны на ДВ, б) состояние Владивостокских фронтов и в) систему мобподготовки. В целях организации систематического контроля над перебросками наших войск на восток из европейской части СССР, Генштаб дал директиву Кавабэ приступить к созданию агентуры в ряде важнейших пунктов европейской части СССР… После ввода частей Квантунской армии в Харбин и перехода аппарата китайской полиции под фактический контроль японцев, японская разведка получила возможность максимально использовать белых и китайцев по линии разведработы в СССР и на Внешнюю Монголию… Все японские дипорганы в СССР с конца прошлого года приступили к освещению перебросок частей Красной армии на ДВ; наибольшую активность проявляет владивостокское генконсульство, мобилизовавшее все свои агентурные возможности…»
