Эрнест подъехал к пристани на своем «Форде» модели А с большим куском льда, привязанным к заднему бамперу. Он передал Самуэлсону лед, полную коробку пива, провизию, бутылку джина и одну бутылку виски, кефаль для наживки, обернутую в газету, плетеные стулья, взятые из дома Хемингуэев, которые они поставят на палубе, удочки и снасти. На борту находились Чарльз и Лорайн Томпсон, Полин, Арчи Маклиш, Лестер, Ал Дудек и Бра Сондерс. Это была первая поездка Полин на катере, и Эрнест все время спрашивал ее, нравится ли ей. Она неизменно отвечала «прекрасно», «чудесно» или, когда он по-настоящему на нее нажимал, «идеально». Эрнест рассказывал Самуэлсону, что цвет воды говорит о различиях в рельефе дна, и показывал ему птиц вдоль темно-фиолетовых вод Гольфстрима – по птицам и летающим рыбам почти всегда можно было угадать Гольфстрим. Вся компания приходила в восторг, когда в воздух выпрыгивала рыба-парусник, танцевала на хвосте и потряхивала носиком. Арчи поймал две королевских макрели, а Томпсон – пеламиду и двадцатифунтовую барракуду. Потом их окружила стая бледно-зеленых дорадо (махи-махи), которые плавали прямо у поверхности, и восемнадцать из них Эрнест с друзьями вытащили за пять минут. Они пойдут на удобрение для клумб, которые устроила Полин.
То была его «прекрасная эпоха», признавался Эрнест брату. По утрам он работал над рукописью, которая поначалу была рассказом об Африке и вскоре превратилась в повествование о сафари – все-таки не художественная проза, несмотря на похожую форму. Он пытался описать свои переживания «по-настоящему», если мы употребим слово, которое снова и снова будет появляться в речи и прозе Эрнеста. Отсюда такие приемы, как измененные имена, собирательные образы, ретроспективные сцены и всеведущий рассказчик в первом лице. Как и во время работы над «Смертью после полудня», Эрнест записывал все, что с ним происходило, и потом редактировал записи; здесь, впрочем, повествование было линейным. Обе книги полны Хемингуэя, и обе очень обаятельны. При этом Эрнест был небрежен с обеими – слишком долго задерживал внимание на определенных темах, делал собственные наблюдения, иногда писал и переписывал заново. Если бы Эрнест был дисциплинирован, то «Смерть после полудня» и будущие «Зеленые холмы Африки» могли стать великими произведениями, а не беспредметными, непоследовательными, неровными (хотя часто очаровательными) описаниями, которыми в итоге и стали. Если бы Эрнест призвал на помощь дисциплину, он бы составил план и создал два «документальных романа», предвосхитивших романы Нормана Мейлера «Армия ночи» (1968) и «Песнь палача» (1979), написанные через тридцать и сорок лет.
Но, так сказать, Эрнест работал над «Зелеными холмами Африки» левой рукой. О весне и лете 1934 года Арнольд Самуэлсон писал: «Рыбалка стала нашим делом и нашим образом жизни». Они планировали отправиться на Кубу в мае, в сезон марлина, как Эрнест сообщил «ученым» из Филадельфии. Но кубинский рыбак Карлос Гутьеррес, которого Эрнест собирался взять штурманом и консультантом, прислал с парома сообщение, что марлина почти не видно, и Эрнест отложил экспедицию до середины июля.
В начале 1930-х Куба была охвачена волнениями, произошла попытка революции. В августе 1933 года диктатор Херардо Мачадо бежал из страны. Вскоре после этого военные, возглавляемые Фульхенсио Батистой, взяли бразды правления, во время так называемого «Сержантского мятежа», в свои руки. Ситуация на Кубе оставалась нестабильной. Первого мая, когда Дос Пассос и Хемингуэй были там, снайперы стреляли по марширующим радикалам, и из-за этого начался бунт.
Американцы, в том числе Грант и Джейн Мейсон, просто залегли на дно и ждали, когда уляжется пыль. На Кубе Депрессия ощущалась не легче, чем на Ки-Уэсте. Чарли Томпсон вспоминал, что видел голодных людей, которые дожидались возвращения рыбацких лодок, надеясь, что рыбаки, если им не понадобится большая часть добычи, отдадут им улов.
Помимо рыбалки лето было небогатым на события, хотя поначалу Эрнест питал большие надежды. В середине июля он получил сообщение, что марлин пошел, и прибыл на «Пилар» в Гавану к пристани «Сан-Франциско». Скоро он уже выходил в море каждый день. «Ученые» думали составить ему компанию на десять дней, но задержались сначала на две недели, а потом и на тридцать дней, они снимали фотографии и собирали образчики тунца и марлина. В последний день на море Кадваладеру наконец повезло. Он подцепил самого большого марлина, которого команда «Пилар» видела в том году, но потерял рыбу из-за того, что она перерезала леску хвостом. И все же ученый признался Эрнесту, что не испытывал таких «острых ощущений» за всю свою жизнь. Впрочем, промысловый сезон в этом году оказался «катастрофическим», по мнению Арнольда Самуэлсона. Он зарегистрировал всего двенадцать марлинов за три месяца. К тому времени, когда «Пилар» со своей командой пришла осенью в гавань Ки-Уэста, наступил сезон ураганов, и выйти в море дольше, чем на один день, стало невозможно. И все-таки Арнольд Гингрич и Дос Пассос приехали к Эрнесту осенью на рыбалку.
Эрнест чувствовал себя спокойным, хотя и немного виноватым из-за того, что долго не писал. Исключением были статьи для «Эсквайра», которые появлялись, пусть не регулярно, но без двухмесячных перерывов. С самого начала статьи для «Эсквайра» принесли ему известность среди многочисленной читательской аудитории. Эти «письма», в которых он иногда писал о рыбалке, иногда об охоте, а иногда и о политике, во многом утвердили его образ как сурового человека, много пьющего, бесстрашного искателя приключений, который жил жизнью, о которой мечтало большинство его читателей (мужчин). Но в 1930-х годах возник острый спрос на социальную художественную прозу – «пролетарский роман», и Эрнест пришел к выводу, что создавшийся образ не всегда работает в его пользу. Глубоководная рыбалка или охота на крупную дичь, которыми он так увлекался, были далеко за пределами возможностей обычного читателя эпохи Депрессии. Когда Эрнест будет слышать критику в адрес своего образа жизни, он станет думать, что ему завидуют, что у его критиков «пена изо рта… при мысли, что я хорошо провожу время или имею какое-либо право хорошо проводить время». Макса Перкинса беспокоило иное соображение, которое не волновало самого Эрнеста: что поклонники образа мужественного Хемингуэя не всегда считали его серьезным писателем или не воспринимали его творчество как серьезную прозу.
В этот момент, казалось, все его внимание было направлено на африканскую книгу, и осенью он регулярно писал страницу за страницей. Но Перкинс – после «Смерти после полудня» и сборника рассказов «Победитель не получает ничего», вышедшего в 1933 году – хотел роман. И Хемингуэй это знал. Он написал рассказ «Один рейс» о Гарри Моргане, хозяине рыболовецкого судна, который в эпоху Великой депрессии, когда рыбаков-спортсменов почти не осталось, вынужден был заняться преступной деятельностью. Эрнест продал этот рассказ «Космополитен» за 5500 долларов, самый крупный гонорар, полученный им за рассказ, и раздумывал, как превратить этот текст в начало романа. Он размышлял и над африканской книгой – рассказом, который становился все длинее и длиннее («длинная сука») и обретал все большее сходство с романом.
Он начинал «Зеленые холмы» с охоты (на которую они вышли под конец экспедиции) на крупных самцов куду, когда Эрнест отчаянно пытается добыть более крупный экземпляр, чем его друг Карл (Чарльз Томпсон). Поскольку его попытки обречены на провал, читатель сразу же понимает, что повествование – не художественный вымысел – не превратится в очередной хвастливый отчет, тщеславный рассказ на предложенную тему. Хотя в законченной книге много самомнения, Эрнест сумел взглянуть на себя со стороны и даже посмеяться над собой. Персонаж Полин – Мама – нередко попадает в юмористические ситуации, нежная привязанность к ней рассказчика кажется очевидной. Рассказчик включает остальных героев, в том числе Кандиски, прототипом которого стал австрийский охотник, встреченный компанией во время экспедиции, в споры о литературе и называет Генри Джеймса, Стивена Крейна и Марка Твена лучшими американскими писателями. Строки «Вся современная американская литература вышла из одной книги Марка Твена, которая называется «Гекльберри Финн», стали, бесспорно, одной из самых известных цитат Хемингуэя. В характерной для него манере он выступает против критиков, называя их «червями для наживки, набитыми в бутылку и старающимися урвать знания и корм от общения друг с другом и с бутылкой».
