Книга начинается с того, что рассказчик терпит неудачу на охоте, и заканчивается эпизодом, в котором он наконец-то убивает куду и тут же узнает, что Карл, т. е. Чарльз, застрелил быка, рога которого намного больше – точно так же, как раньше Карл превзошел его в охоте на носорога. «Отравленный завистью», рассказчик решается сравнить своего куду и куду Карла и говорит Старику (Филипу Персивалю): «Я очень рад за Карла. С меня хватит того, что я добыл». Для Хемингуэя затронуть тему соперничества и признать себя превзойденным значило, что он достиг точки наивысшей уверенности и может позволить себе сдать позиции. Рассказчик из «Зеленых холмов Африки» – редкое явление в произведениях Хемингуэя: он счастливый человек.
И хотя, конечно, «Зеленые холмы Африки», как и «Смерть после полудня», не достигли планки, заданной романами «И восходит солнце» или «Прощай, оружие!», эти произведения представляют собой занимательный образец документальной литературы, показывающей человека, увлеченного своим делом, удивительно откровенного и самокритичного. Эрнест нисколько не поскромничал с оценкой романа. Он ликовал, когда закончил книгу, и сказал Максу Перкинсу: «Это шикарная вещь… Я думаю, лучшее из всего, что я написал». Он понимал, что Макс ждет роман, и, может быть, поэтому упоминал о той «длинной штуке» или «длинной суке». Эрнест начинал писать рассказ, но движущая сила сюжета несла его вперед, пока он не закончил всю историю сафари целиком. Он точно не знал, как охарактеризовать рукопись: «Придется подумать, что с ней делать – пожалуй, семьдесят тысяч слов многовато для рассказа – она может быть книгой сама по себе!» И все же он раздумывал, как бы роман «выпустить на свободу» вместе со сборником из пятидесяти четырех рассказов, публикацию которого они с Максом обсуждали. «Настоящее повествование, увлекательное и вместе с тем литературное, встретишь очень редко… Нужно создавать страну – не описывать ее. Это так же трудно, как рисовать Сезанна – и я единственный ублюдок, который может это сделать прямо сейчас». К облегчению Эрнеста, Макс решил публиковать «Зеленые холмы» книгой и не включать в сборник – впрочем, он тоже беспокоился. Ему хотелось, чтобы книга больше напоминала роман, а не отчет туриста: Макс надеялся, что «в книге наличествует элемент воображения, нечто полностью отличное от обычного рассказа об экспедиции». «Художественная» составляющая не только сделает чтение более приятным, но и поможет продать больший тираж, чем получилось бы с книгой о путешествии или документальным повествованием об Африке. При этом Перкинс не ждал много от «Зеленых холмов» и в письме Скотту Фицджеральду называл этот роман и «Смерть после полудня» «второстепенными» произведениями. У Перкинса были опасения еще и по иному поводу, потому что, с его точки зрения, общественность по-прежнему обходила Хемингуэя молчанием («Волна против него поднялась сильная»).
В феврале 1935 года Эрнест сдал «Зеленые холмы Африки» в издательство. Хемингуэи провели отпуск в Пигготте и по возвращении обнаружили, что у Эрнеста повторный приступ дизентерии, требующий госпитализации. Он встал на ноги, чтобы поприветствовать Макса Перкинса и его жену в Ки-Уэсте и еще Сару Мерфи, приехавшую отдельно.
В 1932 году супруги Мерфи вернулись в Америку навсегда. В конце 1934 года Джеральд занялся семейным бизнесом и приступил к работе в своей компании кожаных изделий «Марк Кросс». Туберкулез у Патрика Мерфи вернулся в другое легкое, и несколько месяцев мальчик провел в клинике «Докторс хоспитал» в Нью-Йорке; позже его переведут в санаторий на озере Саранак в Адирондакских горах.
В начале 1935 года, в самый неожиданный момент, семью Мерфи потрясла трагедия. У Баота Мерфи, старшего сына («здорового»), после кори развился мастоидит, требовавший операции. Вскоре Баот заболел менингитом, который и унес его жизнь 17 марта, после мучительной агонии, продолжавшейся десять дней. Дос Пассосы и Хемингуэи откликнулись на несчастье с таким великодушием, что Мерфи с благодарностью телеграфировали в ответ: «МЫ ПЫТАЕМСЯ БЫТЬ ТАКИМИ КАКИМИ ВЫ ХОТИТЕ НАС ВИДЕТЬ ПРОДОЛЖАЙТЕ ДУМАТЬ О НАС ПОЖАЛУЙСТА».
Аманда Вайль, биограф Мерфи, пишет, что письмо Эрнеста к Джеральду и Саре было самым трогательным и душевным из писем друзей. «Все не так плохо для Баота, – писал Эрнест, – потому что он хорошо прожил свою жизнь, всю свою жизнь. Он сделал лишь то, что нам всем придется сделать. Просто он только что закончил с этим». Эрнест проводил грубую, но неизбежную аналогию – что чувствовал бы он сам, если бы Джек умер, – и продолжал: «Это ваша утрата [выделено Хемингуэем]: больше ваша, чем его, поэтому вы можете мужественно, по справедливости, смотреть ей в лицо. Я не могу быть мужественным, думая об этом, и в глубине души болею за вас обоих». Эрнест рисует картину: Мерфи и их друзья плывут на корабле, который, как им теперь известно, так и не доберется до порта. И раз уже им не придется больше сойти на берег, людям на судне нужно стойко переносить любую непогоду во время путешествия. «Мы должны поддерживать наш корабль на плаву и заботиться друг о друге. Нам повезло, что с нами на борту хорошие люди». После смерти Баота Эрнест с удвоенной энергией пытался подбодрить Патрика Мерфи в санатории Адирондака. Он отправил ему трофейную голову импалы, чтобы украсить больничную палату. Бедственная участь детей Мерфи вызвала у него новый прилив нежности к Саре, с которой его связывала долгая дружба (его отношения с Джеральдом безболезненно увяли).
Кэти Дос Пассос заметила перемены в Эрнесте: он перестал быть «вспыльчивым» и «грубым» и теперь стал «огромной клеткой с канарейками», сопровождаемый «толпой кубинских зомби», которые относились к нему как к «конкистадору». Однако он по-прежнему «пытался быть оракулом» и очень нуждался в «лучшем друге» и «серьезном критике», который оторвал бы ему «длинные белые бакенбарды» (метафорически говоря).
Той зимой Кэти и Дос сняли дом на Ки-Уэсте. Они обратили внимание, что город наполнился рузвельтовцами, а дом Хемингуэя на Уайтхед-стрит превратился в туристическую достопримечательность. Кэти с Досом стали называть Эрнеста «старым мастером», потому что он устанавливал законы, или «Махатмой» из-за того, что он часто оборачивал голову полотенцем, чтобы защититься от солнца. «Он стал капризнее, чем раньше, – отмечал Дос, – но если хотел, то мог быть очень смешным». В Досе, кажется, вовсе не было духа соперничества, он любил смотреть, как Эрнест сражается с крупной рыбой.
Нельзя сказать, чтобы с Эрнестом было легко рыбачить. В начале апреля он отправился на острова Бимини на Багамах, по совету старого друга Майка Стратера, который сообщил, что воды рядом с островами бороздит гигантский тунец. Эрнест вышел в море вместе с Майком, Досом и Кэти и двумя местными жителями, Бредом Пайндером и Хэмилтоном Адамсом. Едва они покинули гавань, как Эрнест подрезал большую акулу. Он вел животное рядом с лодкой и одновременно пытался забагрить его левой рукой, держа заряженный пистолет в правой (из этого пистолета он обычно отстреливал акул, мешавших ему вытащить на палубу большую рыбу). Во время маневра багор сломался, и одна его часть ударила по пистолету, который дважды выстрелил, и пули попали в обе ноги Эрнеста. Были задеты мягкие ткани, но раны тем не менее нуждались в обработке, и «Пилар» пришлось изменить курс и вернуться на Ки-Уэст. Кэти Дос Пассос очень рассердилась на Эрнеста из-за невнимательного обращения с оружием и отказалась разговаривать с ним.
