В конце лета на Бимини, проведенного с богатыми рыболовами, Эрнест неожиданно для себя написал статью в марксистский журнал «Нью массес». Этот журнал раньше точил на Хемингуэя зуб и обвинял его в отказе сотрудничать по политическим мотивам. Если он отказывается иметь дело с «пролетарской литературой», значит, он враг рабочих, считали авторы журнала – а Грэнвиль Хикс предлагал Хемингуэю со страниц «Нью массес» написать роман о забастовке.
Второго сентября по островам Флорида-Кис пронесся ураган. Он пощадил Ки-Уэст, но с полной силой обрушился на Верхний и Нижний Матекумбе. В это время велись работы на мосту и шоссе, связывающих острова с материком: это был проект Гражданского корпуса охраны окружающей среды, на котором трудились семьсот сотрудников корпуса, ветеранов войны. Вместе со своими семьями они жили на двух островах в кое-как возведенных жилищах. Несмотря на то что о приближающемся урагане и пути его следования было сделано несколько предупреждений, правительство не сделало ничего для защиты этих людей. Лагеря накрыла двадцатифутовая нагонная волна урагана, погибло более пятисот человек. Эрнест участвовал в спасательной операции, и спасателям пришлось надеть перчатки и противогазы, чтобы собрать тела, быстро разлагавшиеся под тропическим солнцем. Эрнест был в ярости: правительство направило поезд для перевозки рабочих, но не вовремя, их разместили в хлипких лачугах из древесины и картона, которые не выстояли бы даже в самый умеренный ураган, а кроме того, Вашингтон не выделил достаточного количества спасателей или материальную помощь. После того как «Нью массес» отправил Хемингуэю телеграмму с предложением написать рассказ, тот сначала отказался, как поступал в большинстве случаев, если журнал не мог позволить себе заплатить ему крупный гонорар. Но затем решил, что такое событие выше политики – или, скорее, подумал, что статья о том, кто убил ветеранов (эта фраза станет заголовком), может выступить мощным обвинением против тех, кто вершил дела в Вашингтоне.
После того как Эрнест сдал статью, ему в голову пришли другие мысли. Кажется, разговора об оплате не было: журнал либо не платил за статьи, либо платил гроши, и редактор мог опасаться, что столь низкий гонорар оскорбит Хемингуэя. В любом случае, Эрнест не просил об оплате. Он настолько не привык к бескорыстным поступкам, что не смог удержаться от хвастовства о том, что бесплатно написал статью для «Нью массес». Эрнест отправил письмо своему другу Саре Мерфи, которой так восхищался, что всегда искал ее благосклонности. В письме он говорил, что «Нью массес» «лучше было бы» напечатать следующее заявление: «Мы неодобрительно относимся к м-ру Х. и не хотим, чтобы кто-нибудь когда-нибудь был обманут чем-нибудь еще, что он мог бы написать, но он очень дорогой репортер, который оказался на месте происшествия и поскольку он не верит в то, что на убийстве надо зарабатывать деньги, он написал ее для нас задаром».
«Нью массес» не напечатал такого заявления. Только Сара Мерфи и другие друзья, которым он, вероятно, рассказал об этом, знали, что он написал статью бесплатно. Итак, игроки в поло и пролетарский журнал – это было странное лето.
Глава 18
Пожалуй, неизбежно, что в один прекрасный день Хемингуэй должен быть заговорить о размерах члена Скотта Фицджеральда. Дружба со Скоттом была отличительной чертой жизни и литературного пути Эрнеста. Скотт сыграл важную роль на раннем этапе его карьеры: именно он привел Эрнеста в «Скрибнерс» и довел до ума черновик романа «И восходит солнце». Оба писателя своей жизнью символизировали Париж 1920-х годов, а в своих произведениях они говорили за новое поколение писателей и вдохновляли их. Вдвоем они почти полностью раскрывали тему. Но к 1933 году Эрнест стал стремиться прекратить отношения со Скоттом.
Скотт довольно точно констатировал конец дружбы, когда написал в 1929 году в «Записных книжках»: «Эрнест – пока он не перешагнул через меня». После 1930 года писатели встречались лишь четыре раза; впрочем, в последний раз в Голливуде в 1937 году они лишь поздоровались друг с другом. И, как рассказывали легенды, они встретятся еще один раз в «Мишо», где отправятся в туалет, чтобы Эрнест смог оценить размеры Фицджеральдова члена – но весьма вероятно, что этого никогда не происходило. Эрнест рассказал историю сего обследования в самом конце жизни в мемуарах «Праздник, который всегда с тобой» о Париже 1920-х годов, поместив ее хронологически после первого приступа безумия у Зельды, произошедшего в апреле 1930 года; кажется, он говорил, что они встретились осенью 1931 года. Здесь возникает первая сложность: в том году они оба находились в Париже в одно и то же время меньше недели, в середине сентября. Зельду отпустили из швейцарской клиники «Пранжен» 15 сентября, и они со Скоттом вернулись в США, уже навсегда, на борту «Аквитании» 19 сентября. Эрнест приехал в Париж из Испании в конце августа. Они с Полин отплыли в Америку на «Иль де Франс» 23 сентября.
Биографы Хемингуэя, за исключением Кеннета Линна, поверили ему на слово, когда он описывал сцену в «Мишо» для читателей «Праздника, который всегда с тобой». Скотт сказал, что единственной его сексуальной партнершей была Зельда – вполне возможно – и что она заявила ему, будто пенис Скотта недостаточно большой, чтобы ее удовлетворить. Эрнест попросил Скотта встретиться с ним в «кабинете» – le water – где он молча осмотрел пенис Скотта. Когда они вернулись к столу, Эрнест сообщил Скотту, что, если рассматривать член сверху, можно впасть в заблуждение, поскольку с такого ракурса орган кажется меньше. Пенис Скотта нормальный, сказал Эрнест, а Зельда просто пытается «погубить его».
Эрнест добавил, что значение имеет размер эрегированного пениса и что Скотт может положить в постель подушки, чтобы изменить угол проникновения – наверняка Фицджеральд уже обладал соответствующими знаниями. Далее Хемингуэй писал, что Скотт продолжал сомневаться, и Эрнест отвел его в Лувр, посмотреть на греческие статуи с пенисами разного размера. Такая экскурсия кажется совершенно невероятной.
То, что произошло в действительности, скорее всего было более будничным. Вероятно, Эрнест никогда не осматривал член Скотта. Если судить по рассказам о следующей встрече писателей, в январе 1933 года Скотт был действительно обеспокоен своей способностью удовлетворить Зельду. Эрнест согласился встретиться с Эдмундом Уилсоном и Скоттом Фицджеральдом в ресторане «Аврора» в центре Манхэттена. Скотт был уже пьян, когда приехал, и Эрнест скорее всего тоже, потому что приехал на такси и говорил при этом, что хочет сделать что-нибудь хорошее для лошадей, поскольку побывал на многих боях с быками, где погибали лошади. Он едва не плакал, и его легко убедили спеть пару непристойных итальянских песен для официантов. Уилсон рассказывал, что большую часть вечера Скотт сидел, положив голову на стол, как Соня на Безумном чаепитии – и лежал под столом, откуда иногда подключался к беседе. По словам Уилсона, Эрнест признался, будто Скотт спрашивал его, нормальных ли размеров его член; Джон Пил Бишоп уже сообщил Уилсону, что теперь это частая тема застольных бесед Скотта. Эрнест пытался передать Уилсону точку зрения, что пенис выглядит более маленьким, если смотреть на него сверху, но Уилсон не понимал, что он говорит. Вероятно, именно после этой встречи у Уилсона сложится впечатление, что Эрнест, будучи великим писателем, «как человек был настоящий всенародный с. с. [сукин сын, используется сокращение. – Прим. пер.], подлый и склочный, раздражительный и чрезвычайно эгоцентричный, и во многом практически психопат». Конечно, поступок был грубым по отношению к громадной обеспокоенности Скотта размерами члена. Эдмунда поразило то, как Скотт вел себя с Эрнестом. Он писал: «Хемингуэй теперь великий человек, и Скотт настолько был ошеломлен его величием, что смутил меня своим самоуничижением». Скотту его поведение казалось несколько иным, судя по извинительному письму, которое он написал Уилсону вскоре после этой встречи. «С Эрнестом я, кажется, достиг такого состояния, что, когда мы пьем вместе, я наполовину закуска, наполовину прислуга для него». Он сообщил Максу Перкинсу, что «ужасно загулял», и знал, что Эрнест пытался скрыть это от Макса.
