После первой поездки в Испанию зимой и весной 1937 года Эрнест побывает в этой стране еще три раза, в том же 1937-м и еще в 1938 году. Вторая командировка, с сентября по конец декабря 1937 года, длилась дольше других. Тем летом республиканцы понесли поражение еще в одной крупной битве при Брунете, к западу от Мадрида, и начали не очень удачное наступление на Арагон. В сентябрьской депеше, которую НАНА разделила на два сюжета, Эрнест описывал одно из первых столкновений в ходе этого наступления – битву при Бельчите, победу в которой, с огромными человеческими потерями, одержали республиканские силы. Франко тем временем нанес удар и взял Астурию, последний прибрежный район, удерживаемой Республикой, откуда она получала уголь. Шестого мая Эрнест, Марта и Герберт Мэттьюз приехали из Парижа в Мадрид и сразу же отправились на Арагонский фронт. В основном бои уже были закончены, и Эрнест с Мэттьюзом уехали на три дня в Теруэль, куда, по предположениям, националисты должны были нанести следующий удар. В период относительного затишья Эрнест и Марта поселились в гостинице «Флорида», и Эрнест переключился на пьесу «Пятая колонна», которую писал во время войны в Испании.
Своим названием пьеса была обязана высказыванию фашистского генерала Эмилио Мола, сделанному им в 1936 году перед репортерами. Мола описывал, как четыре войсковые колонны за его спиной приближаются к Мадриду. В столице, говорил Мола, к его армии присоединится пятая колонна из сочувствующих горожан, которым надоели республиканцы. По Мадриду ходили слухи о существовании такой группы людей – это обстоятельство наполняет смыслом дело Роблеса.
Главный герой пьесы Хемингуэя, Филип Роулингс, тайный агент Республики и якобы военный корреспондент, живет в отеле «Флорида» с Дороти Бриджес, «высокой и красивой блондинкой», как описывают ее сценические ремарки, тоже журналисткой, «скучающей сукой из Вассара». Вначале Филип хочет жениться на Дороти, потому что у нее «самые длинные, самые гладкие, самые прямые ноги в мире» и даже негативные характеристики разбавляет словами в защиту ее хороших качеств. В длинной и желчной речи об американских женщинах за границей («Они все одинаковы») он говорит: «Но эта пишет. И довольно неплохо». И добавляет: «Когда не ленится». Такие двусмысленные комплименты повторяются на протяжении всей пьесы. «Пусть она ленивая, испорченная, и довольно глупая, и ужасная карьеристка, – размышляет Роулингс. – И все же она очень красивая, дружелюбная и очень привлекательная и довольно простодушная – и, несомненно, храбрая». К концу пьесы, впрочем, он бросает Дороти в лицо: «Ты невежественна, ты глупа, ты ленива, и от тебя никакого проку». Роулингс высмеивает легкомыслие Дороти, о котором свидетельствует покупка накидки из черно-бурой лисицы – удачная покупка! – и при этом признается, что в этот момент своей жизни хочет совершить «колоссальную ошибку». [Не нашла имя переводчика. – Прим. пер.] Прозрачное, хотя и мрачноватое упоминание о зарождающихся отношениях Эрнеста с Мартой. Позднее Эрнест посоветовал Баку Лэнхему, если он хочет знать, что такое жизнь с Мартой, прочитать «Пятую колонну»: Эрнест был влюблен в нее, но иногда он поступал по отношению к ней плохо, потому что она ему очень не нравилась.
Герой Роулингса, широкоплечего любителя выпить, двойного агента на войне, появился несомненно потому, что Хемингуэй воображал себя не только писателем, но и настоящим солдатом, воюющим за Республику (как герой «По ком звонит колокол»). Он начинает понимать, что преданность делу имеет собственные запросы и взывает к нравственному компромиссу. Герой Антонио, прототипом которого был Пепе Кинтанилла, так называемый мадридский палач, идейный коммунист, который сделает все ради борьбы, является ключевым элементом в мутной этике Роулингса. К концу пьесы Роулингс порывает с Дороти, потому что она не подходит на роль подруги революционера: «Туда, куда я еду теперь, я еду один или с теми, кто едет туда за тем же, за чем и я», – объявляет Роулингс в одной из немногих запоминающихся реплик.
Впоследствии Эрнест подробно рассказал об условиях, в которых создавалась «Пятая колонна». Если пьеса получилась не очень хорошей, говорил он, то только потому, что за то время, когда она писалась, снаряды попадали в отель «Флорида» больше тридцати раз. Линия фронта, бывало, проходила едва ли не в полутора тысячах ярдах от отеля. Если ему нужно было выйти на улицу, говорил Эрнест загадочно, он прятал рукопись пьесы во «внутреннем отсеке» (непонятно, что он имел в виду) свернутого матраса и всегда радовался, когда находил ее невредимой после своего возвращения.
В недатированном письме в «Нью-Йорк таймс», обнаруженном исследователями в 2008 году, которое, очевидно, было написано ради повышения продаж билетов на первую постановку пьесы, Эрнест говорил, что ему очень повезло с тем, что в отеле «Флорида» было два номера, куда, по счастливому стечению обстоятельств, снаряды не попадали: «Две комнаты, где мы жили, находились в углу, который артиллеристы называют мертвым. Снаряды могли попасть в гостиницу в любое место – и попадали. Но если только противник не менял позиции батарей на холме Гарабитас или не заменял гаубицы орудиями, номера 112 и 113 оставались недосягаемыми из-за расположения трех разных домов через улицу и через площадь».
Однако, несмотря на относительно безопасные номера, пребывание в зоне военных действий, похоже, усугубило кое-какие навязчивые состояния Эрнеста, и одним из них было стремление требовать от других большей храбрости, чем обнаруживал он сам. Элинор Лангер, в своей биографии Джезефин Хербст, говорит о странном поведении Хемингуэя, озабоченного безопасностью номеров. По-видимому, он весьма интересовался реакцией обитателей гостиницы «Флорида» на обстрелы. Хербст в мемуарах об Испании рассказывает, что как-то раз во время бомбардировки гостиницы, когда постояльцы собрались в зале, она со стыдом обнаружила, что временно потеряла голос; присутствие Хемингуэя лишь усиливало ее «позор». Как рассказывал другой обитатель гостиницы, врач Уильям Пайк, который добровольно предложил свои услуги Республике, после одного особенного страшного артобстрела Эрнест узнал, что несколько других постояльцев, в том числе кинопродюсер Херб Кляйн, хотели переехать из номеров в передней части гостиницы в «более спокойные» номера в задней части. Хемингуэй призвал их остаться в прежних номерах, потому что отказаться от них «все равно что убежать от врага, капитулировать перед фашистами». Позже, как сообщил один очевидец, Эрнест задирался с Кляйном в лифте, назвал его трусом, «толкнул» и сказал: «Хотел бы я расплющить твой большой еврейский нос». Хемингуэй решил, что отъезд Дос Пассоса из Испании тоже связан с обстрелом гостиницы «Флорида». Потом он говорил: «В самый первый раз, когда гостиницу бомбили, Дос Пассос собрался и поспешил во Францию». И все это при том, что сам Эрнест жил в одном из наиболее безопасных секторов гостиницы.
Если Марта читала пьесу, которую писал Эрнест, она наверняка заметила бы враждебность или, по крайней мере, неоднозначность, с которой Эрнест описывал героиню Дороти. При этом он продолжал с энтузиазмом, по всем свидетельствам, развивать отношения с ней, одновременно пытаясь сохранять смутную видимость приличий ради Полин и детей. Полин была в нерешительности. Она задумала уехать к нему в Испанию, в надежде, кажется, самой вести репортажи о войне; в конце концов, она была профессиональной журналисткой, имела диплом по специальности и опыт работы в нью-йоркской газете и журнале «Вог». Полин прибыла в Париж 21 декабря, ожидая дальнейших известий от Эрнеста.
