Ледди записывал и другие схемы и планы, о которых Хемингуэй сообщал в посольство или разведку. Многие из них были очень запутанными – так, согласно одной записи, Эрнест размышлял над ролью тыквенного поля в деле Элджера Хисса. В другой раз Хемингуэй внимательно отслеживал визит итальянского принца-фашиста Камило Русполи и докладывал, что Русполи, ссылавшийся на болезнь, чтобы отсрочить интернирование кубинской полицией, «не был в действительности болен». Хемингуэй также сообщил о якобы увиденном им контакте субмарины с испанским кораблем «Маркиз де Комильяс» 9 декабря 1942 года, однако атташе по правовым вопросам опросил почти сто свидетелей, которые отрицали, что подводная лодка поднималась на поверхность. Хемингуэй представил еще одну докладную записку, с протестом, что даже если и так, все равно получится «трагедия», если диверсанты с подводной лодки сели на корабль и в дальнейшем сошли на берег в США. Возможно, самым абсурдным стало расследование подозрительной коробки, найденной в баре «Баскский клуб», куда нередко заглядывали знакомые Хемингуэя. Коробка была доставлена в посольство одним из друзей Эрнеста, и в ней обнаружили «дешевое издание» «Жизни святой Терезы». Часть таких инцидентов была связана с «Фабрикой шпаны», а не операцией «Одинокий». Однако, как отмечал Ледди, все действия Хемингуэя слагались в единое целое. Он обращал внимание, что посол Брейден считал Эрнеста «своим любимым проектом» и воспринимал «мнение Хемингуэя как Евангелие». Ледди, которого, впрочем, едва ли можно назвать надежным рассказчиком, сообщал также, что Хемингуэя окружала «клика обожателей»
[58] и упоминал Геста, Шевлина, Кэтлин Вандербильт Аростегуй (светскую львицу и сводную сестру Глории Вандербильт) и некоторых сотрудников посольства. Для них, цинично добавлял Ледди, «Хемингуэй был гениальным человеком, которого будут помнить наравне с Толстым».
В первый раз «Пилар» вышла на патрулирование в июле 1942 года, через два месяца после того, как Эрнест представил план операции. Несмотря на официальное объявление посла Брадена, что по состоянию на 1 апреля 1943 года операция «Одинокий» завершена, Хемингуэй гонялся за подводными лодками еще летом и осенью. Марта тем временем отправилась в круиз по Карибскому морю с заданием от «Колльерс» подготовить репортажи о приготовлениях к войне, и, как и ее муж, поохотиться за подводными лодками. Своему редактору Марта сказала, что собирается взять с собой уйму белых платьев и Пруста, а миссис Рузвельт она написала, что устала управлять слугами и следить за домашним хозяйством в «Финке». Позднее Марта опишет свою экспедицию в обаятельных и веселых строках в «Путешествии со мной и еще кое с кем» и назовет свой тур по островам еще одним «ужасным путешествием», даже хотя ей и удавалось время от времени купаться голышом на пустынных пляжах с белым песком. Чтобы оправдать текущие расходы, Марта сказала себе, что вполне может встретить выживших с торпедированных судов – это нередко случалось в тех местах – или обнаружить вражеский тайник или радиопередатчики. Ее «личной мечтой», писала она, было увидеть немецкую субмарину – «личной», потому что «ей хватило бы ума придержать ее для себя», поскольку ее муж об этом не догадался («Путешествие со мной и еще кое с кем»).
Позднее Марта признавалась интервьюеру, что операция Эрнеста с кораблем-ловушкой казалась ей «чепухой и дрянью». Она призывала его отказаться от этой «позорной и глупой» деятельности и сосредоточиться на том, как он мог бы реально помочь фронту. Все чаще ей приходило в голову, что они должны поехать в Европу, военкорами на фронт, но Эрнест тянул время.
* * *
Впрочем, какой бы неуклюжей ни была разведывательная деятельность Эрнеста в военные годы, мы должны пересмотреть все, что мы о ней знаем, в свете недавних открытий
[59], показавших, что Хемингуэй в то же самое время занимался разведкой в пользу Советского Союза. Об этих открытиях рассказала изданная в 2009 году книга, написанная тремя авторами, в том числе бывшим сотрудником КГБ, которому был предоставлен доступ к архиву КГБ 1940-х годов. Вся эта история началась в первые недели 1941 года, когда Эрнест с Мартой находились в Нью-Йорке по пути в Китай. С ним связался Яков Голос, сотрудник НКВД – советского правоохранительного органа, чье разведывательное подразделение являлось предшественником КГБ. Неясно, что произошло на самом деле, однако Голос сообщал, что Хемингуэй получил пароль для связи с другим оперативным сотрудником при будущих контактах. «Я уверен, – писал Голос, – что он будет сотрудничать с нами и сделает все возможное», чтобы помочь НКВД. Кодовым именем Эрнеста было Арго.
Один историк называет этот шаг Хемингуэя «потрясающим». На самом деле нам трудно примириться с его мятежным индивидуализмом и, насколько политика вообще занимала его, антагонизмом как к правому тоталитаризму, так и к левому. Когда Арго вступил в сговор, пакт Молотова – Риббентропа еще действовал. По понятным причинам, часть левых в силу этого осудила Советский Союз – особенно евреи. Многие уже сочли показательные московские процессы 1936–1938 годов, проводимые с целью искоренения несогласных большевиков, подтверждением сталинского тоталитаризма. Однако со своих позиций Эрнест Хемингуэй представлял картину немного иной.
Во-первых, обстоятельства гражданской войны в Испании способствовали тому, что Эрнест склонялся предоставить Советскому Союзу презумпцию невиновности. В конце концов, как Эрнест сам указывал в предисловии к роману Густава Реглера: «Советский Союз не был связан с Гитлером никаким пактом, когда Интернациональные бригады сражались в Испании». Пакт вступил в силу, по утверждению Эрнеста, только после того, как русские «потеряли веру в демократические страны». С этой точки зрения Советский Союз находился в ужасном положении; советские руководители, не зная, сможет ли страна победить Германию в войне, несколько лет стремились к сотрудничеству с Францией и Великобританией. В соответствии с этой аргументацией, Сталин принял решение заключить союз с Германией – главным образом для того, чтобы отсрочить неизбежный конфликт между двумя странами, – только тогда, когда отказ демократических стран прийти на помощь республиканской Испании в борьбе с фашизмом показал, что они либо слепы, либо являются соучастниками Гитлера и его союзников.
Эрнест не был идейной личностью; единственной идеологией, которая пришлась ему по душе, был антифашизм. Он не видел никакого противоречия в том, чтобы одновременно помогать НКВД и посольству США на Кубе, поскольку целью была победа над странами оси. В обоих случаях ключевую роль играли его личные контакты. Если он доверял собеседнику, то делал все, о чем его просили. В Мадриде Эрнест подружился с Александром Орловым, главой резидентуры НКВД; Орлов позволил ему добраться до фронта и убедился, что у Эрнеста есть икра и водка. Все, что произошло между ним и его другом Джоном Дос Пассосом из-за дела Роблеса, свидетельствует о том, насколько зашоренным он мог быть в отношениях с Советами, но в то же время в романе «По ком звонит колокол» Хемингуэй показал понимание идеологической ситуации в ходе гражданской войны в Испании. И, как уже отмечалось, в 1938 году он подробно рассказал о военных возможностях республиканцев Клоду Бауэрсу, посланнику США в Испании – просто потому, что Бауэрс ему нравился и он ему доверял.
