В сентябре Марта уехала в Нью-Йорк и собиралась перебраться в Лондон, чтобы делать военные репортажи для «Колльерс». Она вычитывала гранки своего романа «Лиана» (1944), действие которого происходит в Карибском море; совсем недавно Марта выпустила томик рассказов «Сердце другого», написанных на Кубе (1941). Ей пришлось задержаться в городе, ожидая билета на пароход, и она сбежала на выходные в Вашингтон, навестить Рузвельтов. В Лондон Марта уехала только в конце октября. Оттуда она писала Эрнесту письма, полные любви, с призывом присоединиться к ней. В декабре она написала о том, как привлекает ее журналистика, и признала, что Эрнест смотрит на профессию по-другому. Но Марта приняла решение: «Больше не буду убеждать тебя приехать, хотя, думаю, ты пожалеешь [о том, что не приехал]».
Марта последовала за боевыми действиями в Италию, где немцы контратаковали во время высадки союзников в Салерно. Там она встретила Боба Джойса, с которым познакомилась в американском посольстве в Гаване. Теперь Джойс работал в Управлении стратегических служб и считал новую работу более интересной, чем его прежние труды на дипломатической службе. Марта поведала Джойсу, что ей трудно убедить Эрнеста покинуть Кубу и прекратить гоняться за субмаринами. Последовательность дальнейших событий остается не совсем ясной: попросила ли Джойса об этом Марта или он добровольно вызвался помочь – но он отправил телеграмму в службу разведки, руководителю службы Биллу Доновану и Уитни Шефардсону, который был главой Секретной разведывательной службы, шпионского подразделения агентства, с предложением рассмотреть кандидатуру Эрнеста на должность в секретной разведке.
Это предложение ввергло разведку в некоторую растерянность, как сообщает писатель Николас Рейнольдс, чье расследование недавно приоткрыло завесу тайны над этой главой в жизни Хемингуэя. Докладные записки, по-видимому, летали туда и сюда, поскольку лейтенант-коммандер Тернер Макуайн, главный специалист по Ближнему Востоку, писал, что, по его мнению, «заметное положение» Хемингуэя и «известный темперамент» сделают его сотрудничество со спецслужбами сложным. Джойс написал в ответ Шефардсону длинную записку, сделав акцент на уникальном опыте Эрнеста, полученном в Испании, и обширных познаниях ведения партизанской войны и «специальных операций». Джойс утверждал, что нюансы личной жизни Хемингуэя – как и его три брака – не имеют отношения к профессиональной службе в разведке и что он нашел Хемингуэя человеком «высочайшей честности и лояльности». Джойс убеждал Шефардсона пригласить Эрнеста в Вашингтон обсудить возможную работу в Испании или Италии.
Шефардсон нуждался в дальнейшем совете. Заместитель начальника управления бригадный генерал Джон Магрудер умудрился бросить тень на самого Джойса, сочтя его «чрезвычайно умным и несколько темпераментным человеком, репутация которого не станет лучше благодаря ассоциации с… Хемингуэем» [многоточие Рейнольдса]. Досье Хемингуэя попало в отдел так называемой «черной» пропаганды, но тамошнее руководство считало, что он «слишком индивидуалист» для их рядов. Когда Шефардсон наконец уведомил Джойса, что они не собираются сотрудничать с Хемингуэем, он привел ту же самую причину: несмотря на то что Эрнест обладал «отчетливыми способностями к работе такого типа», он был слишком большим индивидуалистом, чтобы выполнять приказы.
На этом взаимоотношения Хемингуэя со спецслужбами не закончились – к примеру, его сын Джек недавно поступил в агентство и спрыгнул с парашютом на территорию оккупированной немцами Франции (вместе с удочкой, на случай, если удастся порыбачить) – однако на этом прекратились попытки Марты найти для мужа непосредственное применение на войне. Оставался единственный очевидный путь: Эрнест должен был отправиться на войну иностранным военкором, так же, как на гражданскую войну в Испании. Марта зашла даже так далеко, что посоветовала Эрнесту предложить писать для «Колльерс» – который в настоящее время был ее работодателем. Если бы Эрнест уступил, то скорее всего, его статус перевесил бы ее. Согласно правилам корреспондентского корпуса США периодические издания могли отправлять на передовую только одного военного корреспондента – и таким корреспондентом стал бы Эрнест, а не Марта.
Но пока он продолжал сопротивляться, и его точка зрения оставалась неизменной. Марта вернулась в «Финку», как потом окажется, в последний раз, в марте 1944 года. Эрнест оброс густой и длинной седой бородой, он постоянно твердил о том, насколько она «эгоистична». Раз он разбудил ее среди ночи, чтобы поразглагольствовать, что она «безумна», и обвинил ее в желании испытать «острые чувства и опасность», не думая о собственных обязанностях. Он попытался привлечь на свою сторону Эдну Геллхорн, мать Марты. Кажется, Эрнест считал, что одобрение этой хорошей женщины, которая, как и Мэри Пфайффер, любила своего зятя так же сильно, как и он ее, обеспечит ему моральное превосходство. Он написал Эдне, что Марта «просто испорчена. Хуже того, она психически неуравновешенна, может быть, в пограничном состоянии». Отступая, он неуверенно заключал: «Если это лишь чистый, прямой, жесткий, безнравственный эгоизм, тогда не о чем беспокоиться». Марта приходила к собственному заключению: «На самом деле мое преступление состояло в том, что я была на войне, а он – не был».
Марта не только уступила Эрнесту место единственного военного корреспондента «Колльерс», она сделала все возможное, чтобы он добрался до Европы. Марта обратилась за помощью к Роальду Далю, очаровательному англичанину норвежского происхождения, с которым познакомилась в Вашингтоне. Даль служил пилотом ВВС Великобритании и в настоящее время работал в разведке МИ‑6; в начале 1944 года он был в британском посольстве в округе Колумбия. Марта попросила его помочь Эрнесту получить место на самолете, улетающем в Британию, и Даль согласился. Эрнест улетел 17 мая. Марта думала, что полетит на том же самолете, но Эрнест категорически отрезал: «Там летят только мужчины». (На этом самолете будут находиться актрисы Беатрис Лилли и Гертруда Лоуренс.) Тринадцатого мая Марта покинула США на норвежском судне, перевозившем амфибийные высадочные машины и динамит. Она была единственным пассажиром на борту; путешествие было для нее в особенности неудобным, потому что характер груза подразумевал, что ей нельзя курить.
Эрнеста не радовала ни перспектива снова становиться репортером, ни отправка на фронт. Перед отъездом в Лондон он выразил свои чувства в письме к Максу Перкинсу: «Не проявляю ни малейшего интереса, куда собираюсь ехать, и не чувствую ни оживления, ни волнения. Просто чувствую себя как лошадь, старая лошадь, хорошая, здоровая, но старая, снова оседланная, чтобы участвовать в скачках из-за бессовестного хозяина. Гонка будет та же, как и всегда, лучшая, на которую способен, но я ни счастлив, ни взволнован, ни заинтересован».
Когда Эрнест и Марта в мае 1944 года отправились в Европу по одиночке, их брак фактически был окончен. Главная проблема заключалась в том, что они оба были легковозбудимыми, эмоционально зависимыми людьми и не всегда оставались честны с собой или друг с другом. Каждый привык идти собственным путем. Они не могли научиться слышать друг друга и вскоре прекратили попытки. Марта была сыта по горло тем, что она называла «комедией с подводными лодками». Она ненавидела кубинский отряд, который, казалось, просто поселился в «Финке», и все больше проникалась отвращением к неряшливости и нечестности мужа. Эрнест устал от своеволия и претенциозности Марты (он жаловался на ее шикарный квазибританский акцент). Он был напуган ее отказом оставаться дома и заботиться о его нуждах (как это делала Полин). Он возражал против того, что она занималась собственной карьерой, и однажды послал ей телеграмму: «ТЫ ВОЕННЫЙ КОРРЕСПОНДЕНТ ИЛИ ЖЕНА В МОЕЙ ПОСТЕЛИ?» И еще Эрнеста глубоко обижало растущее неуважение Марты к нему. Пришло время идти разными путями.
