[Мэри] всегда хотела
[90] быть мальчиком и мыслит как мальчик, не теряя при этом женственности… Ей нравится, когда я одна из ее девочек, и мне тоже это нравится… Мэри никогда не испытывала лесбийского чувства, но всегда хотела быть мальчиком. Поскольку мне никогда не было дела до мужчин и я не люблю тактильных контактов с мужчинами, кроме испанских abrazo, или объятий… мне нравилось чувствовать объятия Мэри, это явилось для меня чем-то совершенно новым и за рамками всяких племенных законов.
В ночь на 19 декабря Эрнест сделал запись, подписавшись и поставив дату: «Мы все сладили, и я еще никогда не был так счастлив».
В середине декабря Мэри улетела в Найроби подстричься (это сыграет очень большую роль в будущих сексуальных играх, если верить ее дневнику) и прикупить кое-что к Рождеству. Тем временем Эрнест сделал все возможное, чтобы самому стать камба. Он обрил голову, на которой сразу стали видны многочисленные шрамы, и выкрасил одежду в ржавый желтоватый цвет, которого камба добиваются, натирая свои одеяния жиром и красной землей. Мэри спокойно отнеслась к этой трансформации, и они с Эрнестом отпраздновали Рождество, украсив терновник свечами и устроив пир со спагетти и вишневым пирогом. К этому времени вернулся Дэнис Зафиро с Уильямом Хейлом, главой Департамента промысловых животных Кении. Хейл запретил им убивать животных ради трофеев, но при этом назначил Эрнеста почетным охотоинспектором, что сводило на нет всякое разочарование из-за запрета охотиться. В ближайшие месяцы это назначение будет приобретать все более грандиозное значение в его воображении и станет отличительной особенностью будущей «африканской книги», которую Эрнест начнет после того, как они с Мэри покинут страну. Он сравнивал назначение охотоинспектором (и вел себя так, будто был назначен на реальную должность) с принятием командования в Рамбуйе Свободными французскими силами, которые он называл своими «нерегулярными войсками» в годы Второй мировой войны. Как было и с прошлыми фантазиями, полномочия, приобретенные в Африке, превратились в навязчивую идею.
Как почетный охотоинспектор, Эрнест по-прежнему имел право убивать гиен, шакалов и других животных, если они могли представлять угрозу для населения или должны были быть ликвидированы по иным мотивам. Первой задачей, с которой он столкнулся, оказалось разрушение кукурузного поля слонами-мародерами. По традиции, слона нужно было убить, а его тело оставить в знак предупреждения остальным животным, но Эрнест не хотел убивать слона и просто возместил фермеру ущерб от потерянного урожая. Мы сможем понять, насколько широкой он считал свою власть и как распоряжался ею, если посмотрим, в какой манере он разрешил другую спорную ситуацию:
Я сказал старейшинам, по мне так лучше, чтобы молодежь упражнялась с копьями, чем сосала шерри «Голден джип» в Лойтокитоке. Но я не представитель закона, и потому отец должен забрать сына и отвезти его в ближайший полицейский участок, и проследить, чтобы ему перевязали раны и сделали укол пенициллина («Под Килиманджаро»). [Переводчик Никита Красников. – Прим. пер.]
Неясно, как такая сцена могла произойти, если учесть, что Эрнест не знал языка суахили или масаи, а большинство камба почти не говорили по-английски. Позднее Эрнест сказал, что учил племя испанскому и они разговаривали на этом языке.
Жизнь Эрнеста в качестве одного из племени камба послужила толчком к изощренным фантазиям в «африканской» книге, и все они имели некоторое основание в реальности. Как Хемингуэй говорил в рукописях, которые будут отредактированы и изданы после его смерти, сначала под названием «Проблеск истины» и затем – «Под Килиманджаро», его рассказы характеризуются сдержанным, часто неуловимым юмором, который является особенностью его позднего творчества. Как-то раз камба завладели журналом, который привезли с собой Хемингуэи, где были изображены саблезубые тигры, шерстистые мастодонты и бронтозавры – и предположили, что Эрнест охотился на этих животных в Америке. Понятно, что многие страницы неизбежно граничат с расизмом и колониализмом того конкретного периода и в том контексте; Эрнест с таким энтузиазмом принял на себя роль Великого Белого Отца, что называет Мэри в африканской книге «мемсаиб», путая континенты. По иронии судьбы, именно в это время происходили восстание Мау-Мау и другие антиколониалистские восстания.
Он усердно учился охотиться с копьем и преследовать дичь так, как это делали камба – ночью, и утверждал, что таким способом успешно убивал диких собак, гиен, шакалов и диких свиней. Словно бы для того, чтобы разогреть фантазии о себе как о настоящем камба, и, похоже, воспламененный осуществлением своих гендерных капризов с Мэри, он принял на себя обязательство взять в жены женщину-камба, Деббу. В письме к Харви Брайту Эрнест хвастался, что Дебба была наследницей своего племени, «как Бренда Фрейзер». Она была «темнокожей и очень красивой», писал Эрнест, а позднее рассказал Арчи, что она была как Мэрилин Монро, только черная. Семья Деббы принесла ему дары в виде зерна и пива, а он отдал им свиное сало и бедро бородавочника. «Моя девушка очень дерзкая, – говорил он Харви. – Когда она спокойна, ее лицо дерзкое, но очень любящее и нежно-грубое». Мэри, писал Эрнест, «все понимает и вообще молодец».
Но даже если эти фантазии и отталкивались от реальности, тот факт, что он вновь был захвачен ими, говорит о том, что Эрнест снова погрузился в маниакальную фазу – которая продлится еще несколько месяцев, пока он будет работать над «африканской» книгой. В рукописи «Под Килиманджаро» он воссоздает разговоры с Мэри, которые показывают ее страхи по поводу его психического состояния. Как почетный охотоинспектор, Эрнест взялся распределить все лекарства, которые были при них в экспедиции. «Ты сам лучше любого врача, набил руку, – говорит Мэри. – Может, и себя вылечишь?» «От чего?» – отвечает Эрнест, на что она говорит: «От того, что на тебя иногда находит». [Переводчик Н. Красников. – Прим. пер.] В другой раз он говорит Мэри, что Персиваль назвал его сумасшедшим и сказал, что он всегда был сумасшедшим. Мэри и Эрнест продолжают обсуждать, безумны ли писатели; Эрнест считал, что да. Мэри спрашивает, верно ли это для всех писателей, и Эрнест отвечает: «Только для хороших». Мэри беспокоили фантазии Эрнеста о камба – которым люди племени, казалось, подыгрывали, может быть потому, что, учитывая языковой барьер, не знали, о чем говорил Эрнест. Она предупредила Эрнеста: «Мне нравится, как ты и твои друзья вечно все выдумываете и живете в воображаемом мире; иногда я даже над вами смеюсь. Но это не мое, я выше воображаемой чепухи» («Под Килиманджаро»).
На Рождество Эрнест сделал Мэри подарок: он пригласил ее полететь на самолете на северо-запад над бельгийским Конго в Уганду, переночевать в Бакаву и Энтеббе и затем продолжить путь к водопадам Мурчисон. Хозяин «Сессны‑180», Рой Марш, был опытным пилотом, однако, когда он зашел на третий круг над водопадами, чтобы Мэри могла сделать хороший снимок, у него возникла неприятность: внезапно на пути самолета появилась стая ибисов. Он попытался поднырнуть под птиц, но зацепился за нерабочие телеграфные провода, пробил пропеллер и хвост самолета. Он был вынужден приземлиться в глубоком буше, примерно в трех милях к югу от водопадов, у притока Нила. Компания сверилась с картой и обнаружила, что они находятся в сорока милях от ближайшей деревни, в которой может быть телефон – а может и не быть. Антенна «Сессны» была сломана, но Марш попытался передать по радиосвязи просьбу о помощи. Спохватившись, Мэри и Эрнест оценили свое состояние: у Мэри колотилось сердце, она чувствовала тошноту, кажется, у нее был шок; у Эрнеста была повреждена спина. Они нашли песчаное место на холмике, где могли расположиться лагерем на ночь, и принесли из самолета воду, недоеденные бутерброды, пиво и виски.
