Компания направилась вереницей в Валенсию. В «Лянче», которую вел Билл Дэвис, Валери сидела на переднем сиденье между ним и Эрнестом, а Бак и Хотч – на заднем. Они договорились, что на обеде Валери будет сидеть слева от Эрнеста, а Ордоньес – справа от него. Валери и Беверли Бентли иногда теряли терпение, их «раздражали непрерывные похвалы в адрес Антонио и бесконечные пирушки, где требовалось наше постоянное присутствие и внимание».
На пятый день корриды в Валенсии Ордоньес и Домингин наконец встретились mano a mano [исп. один на один. – Прим. пер.]. Домингин еще не оправился полностью после травмы, и нога беспокоила его несколько дней. Эрнест говорил о ветрах как еще одном факторе того опасного лета, и действительно, во время faena [исп. выход на арену. – Прим. пер.] ветер подбросил в воздух мулету, и рог быка вонзился Домингину в пах. Квадрилья проявила силу духа и продолжала работать в Аликанте, Мурсии и Гранаде. Мэри вернулась в «Ла Консулу» с Энни в ее «Фольксвагене». Из-за больного пальца на ноге ей еще было трудно передвигаться, и она заметила, что Эрнест пил водку и вино в огромных количествах. Но было и еще кое-что, как она писала:
Что-то изменилось
[106] в нем, или во мне, или в нас обоих. Он спал в среднем три или четыре часа в сутки… Меня все больше отталкивали эти грязные столы, кислый запах пролитого вина, глупая болтовня с незнакомцами и бесконечно повторявшиеся афоризмы Эрнеста, я не могла выносить четыре часа этого перед полуночным ужином.
Без сомнений, присутствие Валери тоже огорчало ее – она опасалась возможного увлечения Эрнеста, повторения безумной влюбленности в Адриану Иванчич. Валери позднее рассказывала, что Эрнест разговаривал с ней об их совместном будущем, о том, что брак с Мэри окончен, он предполагал, что они с Валери поженятся и родят дочь, о которой он так долго мечтал. Валери запротестовала. «Я не могла и не приняла всерьез все, что он сказал, – написала она позже. – Это была всего лишь еще одна игра, похожая на многие другие игры, в которые он любил играть – тайные общества, прозвища, воображаемое нападение на врагов и прочее из ребяческой выдуманной жизни, которая была в целом очаровательной, безвредной и интересной, но которую нельзя было путать с реальностью».
Где-то в мае или июне Уилл Лэнг из парижского бюро «Лайф» приехал в Испанию, прослышав, что Эрнест следует за корридой ради создания дополнительных глав, или постскриптума, к «Смерти после полудня». Он выпросил у Эрнеста разрешение опубликовать в «Лайф» все, что он написал.
Итак, Эрнест продолжил набрасывать заметки, а тореадоры продолжали попадать к быкам на рога. После захватывающего mano a mano в Малаге Домингин поехал в Бильбао, и там бык ранил его так сильно, что ему пришлось пропустить остальную часть сезона. Антонио был госпитализирован с травмой стопы во время боя в Даксе, у самой французской границы. На обратном пути в Мадрид на «Лянче» (они называли ее «Ла Барата», т. е. «Дешевая», потому что машина была очень дорогой) Билл Дэвис заснул за рулем, и автомобиль съехал с дороги. Рядом с ним сидели Эрнест и Валери. Никто не пострадал, но этот несчастный случай отмечал начало конца того опасного лета. Эрнест и Билл проследовали за корридой в Куэнку, Мурсию, Аликанте и Ронду. Узнав, что Антонио запретили выступать в течение месяца из-за нарушения правил, они прервали поездку и провели два дня в Мадриде, а затем вернулись в Малагу.
К середине сентября Мэри, которая продолжала страдать из-за сломанного пальца, устала от корриды и от мужа. Пока Эрнест, Билл и Валери следовали за выступлениями тореадоров, Мэри села на поезд до Парижа с Энни, планируя воссоединиться с Эрнестом и Биллом в «Ритце» на пару дней. Потом она собиралась улететь домой. Словно бы ей было мало хлопот, Эрнест пригласил Антонио и Кармен приехать в «Финку» и затем отвезти Хемингуэев на машине в Айдахо, где они могли бы поохотиться. Поскольку Эрнест и Мэри еще успели переехать в дом Топпинга в Кетчуме, Мэри, понятно, была обеспокоена приглашением гостей. Дом был обставлен, но мебель была не в ее вкусе, и она понятия не имела, насколько это было приемлемо.
Приглашение Ордоньесу подразумевало, что Эрнест не хотел расставаться с корридой. И все же, когда Эрнест и Мэри разлучались тем летом, и особенно после того, как они расстались в середине сентября, Эрнест писал ей почти ежедневно. В середине августа он жаловался на дорогу, напряжение и график работы, сказал, что пьет только вино. Его потребность в Мэри становилась ощутимой. Как будто бы он поразмыслил, сможет ли управляться со своей жизнью без нее, и увидел, что это невозможно. Эрнест путешествовал по югу Франции с Валери и Дэвисами, но точно так же, как Адриана не оживила его фантазии об аристократической жизни в Венеции, так и Валери не помогла ему воссоздать прошлое в Эг-Морте (где он провел медовый месяц с Полин), в Ле-Гро-дю-Руа (где происходило действие «Райского сада») или Арле (где он обнаружил бордель Ван Гога).
Когда в начале октября Эрнест и Мэри, Дэвисы и Валери встретились в «Ритце», прежняя сказка как будто вернулась ненадолго. Эрнест провел друзей с экскурсией по своим любимым местам; он проверял адреса и вспоминал дела минувших дней для своих парижских зарисовок. Как он проделывал это прежде с Джиджи Виртель, Эрнест показал себя вновь великодушным патриархом: он забрал свои французские гонорары и разделил деньги на пять пачек, которые он потом распределил между Мэри, Биллом, Энни и Валери. Это деньги на ставки, сказал он им, и, откупорив бутылку шампанского, взял всех с собой на скачки в Отей.
После того, как 4 октября они проводили Мэри, компания вернулась в Малагу. Десятого числа Эрнест начал писать текст о корриде. Но через три дня пришло письмо от Мэри, в котором она оценивала сопутствующие потери их семьи за это лето – об этом письме Эрнест сам ее попросил. Мэри вернулась на Кубу и обнаружила в «Финке» беспорядок: после урагана Джудит крыша протекала, а в помпе плавательного бассейна поселилось семейство крыс. Необходимость наводить порядок в доме заставляло ее чувствовать себя ломовой лошадью, как будто бы она больше ничем не должна была заниматься, только обслуживать Эрнеста Хемингуэя и его резиденции. Она написала ему о том, как невыносимо он себя вел за прошедшие пять месяцев; она завладела его вниманием и позволила себе выругаться. Эрнест сразу же отправил ей телеграмму, в которой поблагодарил за работу, проведенную в «Финке», и сообщил, что не согласен с ее выводами насчет этого лета. Он сказал, что по-прежнему любит ее. Сознательно или нет, но Эрнест женился на Мэри в том числе потому, что знал: равно или поздно наступит день, когда ему потребуется опекун. Вероятно, он понял, что такой день наступил.
Вслед за телеграммой Эрнест отправил еще письма – 13, 14 и 15 октября. Он был само раскаяние, но ему хотелось, чтобы Мэри обратила внимание на его страдания. Письма Эрнеста за этот период напоминают те, что он писал Полин во время стодневной разлуки, когда единственной темой его посланий было то, насколько сильно он расстроен. Эрнест сказал Мэри, что всегда получал письма «дорогой Джон!» в тяжелые времена; [ «дорогой Джон!» – письмо, в котором девушка сообщает мужчине, что полюбила другого, или жена пишет солдату с требованием развода. – Прим. пер.] у Мэри, может, уйма хлопот в «Финке», но и ему нужно разобраться с финансами и найти деньги для налогов, «так что у других людей тоже есть трудности», писал он ей, подчеркивая свои слова. Он не хотел выяснять отношения в письмах, говорил Эрнест, и спрашивал, что привезти ей из Парижа. Голова его не в лучшем состоянии, писал он. У него ужасная боль в шее, и каждое утро он просыпается очень подавленным, «в дьявольски мрачном настроении», и все же заставляет себя писать каждый день. К тому моменту Мэри поняла, чего она хочет: ей нужна квартира в Нью-Йорке, где она могла бы пожить для себя, написала она.
