Гарольд Леб описал все случившееся в Испании в своих мемуарах в 1959 году, «Как это было», а позднее добавил в сборник под редакцией Бертрама Сарасона, «Хемингуэй и закат» (1972), два эссе. «[Роман «И восходит солнце»] поразил меня, как апперкот», – вспоминал он почти через пятьдесят лет. Он просто не мог понять, почему Хемингуэй изобразил его таким. Разве не мог Эрнест чуть сильнее замаскировать события, не просто поменять имена друзей? Гарольд придумывал разные возможные причины: Эрнест завидовал и с подозрением относился к богачам и школам Лиги плюща, ранение на войне оставило свой след на всю жизнь, неконтролируемый характер, различные переживания ранних лет, которые сделали Эрнеста обидчивым и вынуждали обнаруживать преследование там, где его не было. Хотя Гарольд и написал об издании «Дудаба» в своих автобиографических очерках, он не осознавал, что роман тоже мог стать причиной нападок Хемингуэя.
Обнаружение Гарольдом Лебом бредового компонента в мышлении Хемингуэя довольно хорошо показывает, что происходило к концу жизни Эрнеста, но это не объясняет мотивы Хемингуэя, почему он изобразил «этого жида Кона» злодеем в романе. Больше всего Гарольда озадачивало то, что он считал себя и Эрнеста очень хорошими друзьями. Они вместе боксировали, играли в теннис, разговаривали о литературе. Переписка между ними отмечена теплом и близостью, которые редко встречаются в письмах Эрнеста. Гарольд спас «В наше время» от мусорной корзины в «Ливрайт», боролся за книгу и сыграл важную роль в ее публикации. Впрочем, этого было достаточно, чтобы низко пасть в глазах Эрнеста. Эрнест не мог принимать одолжений. Ему не нравилось быть обязанным кому-то, и это, конечно, не редкость. Необычным здесь является то, как Эрнест огрызнулся. «Хемингуэй решил исказить образ своих хороших друзей», – заключил Гарольд. Он не видел в своих отношениях с Эрнестом ничего, что оправдало бы оскорбление.
Дональд Огден Стюарт сделал самое удовлетворительное наблюдение по этому поводу. Отношения с Эрнестом пережили летнее путешествие в Памплону, хотя позже Дон разорвет их из-за жестокого обращения Эрнеста с их другом. И все же Дон осознал, почему Эрнест поступает так с окружающими, в частности с Гарольдом. У него дурной характер, сказал Стюарт:
Дурной характер – что-то вроде ловушки. Этому нет никакого особенного объяснения, просто свойство его личности, как и другие. Это не было какой-то темной тайной, известной лишь немногим. Об этом говорили. Давайте взглянем на все более милосердным глазом: если бы Хем был обыкновенной врединой, вы бы просто не заметили этого. Но он не был врединой, он был харизматичным человеком. И вот именно по этой самой причине его дурной характер так поражал вас, когда обнаруживался. Важно помнить, что у Эрнеста не было причин быть злым. Скорее, дело в настроении.
Стюарт признавал, что харизма Хемингуэя тесно сплетена с его характером. Проще говоря, окружающие хотели нравиться ему, поэтому с рук ему сходило больше, чем другим. Харизма защищала Эрнеста от последствий возмутительных поступков.
Эрнест был писателем-провидцем в том смысле, что видел больше, чем другие. Он понимал людей, места и вещи, которых описывал в прозе. Это умеет каждый писатель, разумеется, но Эрнест обладал уникальной способностью преобразовывать разрозненные элементы в художественное целое, эффективное на многих уровнях. Он просто изменял имена героев – в целом, говоря иными словами. (Перемена имен будет создавать проблемы на всем протяжении взаимодействия Эрнеста с редакторами.) Роман, который он писал, вскоре получит название «И восходит солнце». Он станет свидетельством появления устойчивого паттерна использования Эрнестом художественных произведений для мести. Он менял имена друзей и, в известной степени, маскировал персонажей, изменяя некоторые черты. Гарольд Леб, к примеру, никогда не был «чемпионом Принстона по боксу в среднем весе»; это была выдумка Эрнеста. Однако это соответствовало его целям – и Эрнест захотел, чтобы Гарольд поплатился за то, что помог Эрнесту с публикацией первой книги, за то, что его собственный роман был издан раньше, за самонадеянность, потому что считал себя подходящей парой невероятной леди Дафф Твисден – и у Эрнеста было настроение изобразить Гарольда притворщиком, влюбленным, внушающим отвращение, и жидом. И так Гарольд Леб стал Робертом Коном.
Глава 10
Лето 1925 года шло своим ходом: после Памплоны Эрнест и Хэдли уехали в Мадрид, где тогда стояла необыкновенно холодная погода, а потом в Валенсию. Они продолжали ходить на бои быков. Роман Эрнеста, который в это время носил название «Фиеста», быстро продвигался вперед: каждый день из его пишущей машинки выходило по 1200 слов. К 7 августа Эрнест написал восемь глав. Все это время они с Хэдли постоянно перемещались: снова в Мадрид, теперь охваченный сильной жарой, потом в Сан-Себастьян и оттуда в Андай.
Хэдли каждый день читала страницы, написанные Эрнестом. В первом черновике он сохранил настоящие имена героев; рассказчика, который позже станет Джейком Барнсом, звали Хем, к примеру, а персонаж будущей леди Бретт Эшли – Дафф Твисден. Несомненно, Хэдли испытывала странные чувства, когда читала о событиях, произошедших совсем недавно, особенно если учесть, что из всей компании она единственная не фигурировала в рукописи мужа. На Хэдли не было и намека, и не будет в законченной книге; как будто бы ее не существовало. Одиннадцатого августа Хэдли вернулась в Париж, сгорая от желания увидеть Бамби (и мы можем догадываться, что она хотела и отдохнуть от корриды; ей нравились бои быков, но не настолько, как мужу). Эрнест остался в Андае. Работа продвигалась слишком хорошо, и он вернулся в Париж только 17-го. В Париже он продолжал непрерывно писать, используя вторую спальню в квартире над лесопилкой в качестве кабинета. Он «очень напряженно работал, – вспоминала Хэдли, – пропадая каждое утро и вечер в той небольшой комнатке». Очевидно, он не хотел рисковать и работать в кафе, где его могли бы отвлечь.
После поездки в Памплону образовались новые союзы, а прежние распались. Эрнест формально сохранял дружеские отношения с Гарольдом Лебом. Гарольд чувствовал охлаждение, но, конечно, и понятия не имел о надвигающемся предательстве Эрнеста. Он завязал приятельские отношения с Биллом Смитом, которые превратятся в крепкую дружбу. Из Памплоны они отправятся на велосипедах в Шварцвальд и закажут билеты до Нью-Йорка на 5 сентября. Накануне их отъезда все, кто остался после фестиваля Сан-Фермин, не считая Дафф, Пэта и Дона Стюарта, воссоединились за обедом, который давала Китти Кэннелл в «Негре де Тулуз». О том вечере написали и Гарольд, и Китти, однако о разговоре с Эрнестом сохранился только рассказ Китти, а она не всегда была надежным рассказчиком. Если верить тому, что она сообщила Карлосу Бейкеру, то, когда все покинули ресторан, Китти и Эрнест немного отстали от других. Эрнест признался, что пишет роман. «Я всех описал в романе, – сказал он, – этот жид Леб будет негодяем. Но ты замечательная девушка, Китти, и я бы не хотел ничем тебе досадить». В романе «И восходит солнце» Китти описывается под именем алчной Фрэнсис Клайн, которая отчаянно цепляется за своего парня Роберта Кона и пытается держать его в узде, не подозревая о другой его привязанности.
