Чтобы создать монастырь, отшельники должны были начинать с постройки церкви, где можно совершать литургию. Как правило, основатель играл главную роль в этой деятельности. Позднее строились кельи для монахов, трапезная, где они могли вместе есть, отдельные помещения для кухни, прачечной, медицинских запасов (в основном сушеных трав) и складов. Основатель писал для своего детища устав или хартию (типикон), как правило опираясь на уже существовавшие документы, как, например, тот, что был написан Феодором Студитом в конце VIII в. и часто копировался. Также могли использоваться ранние христианские тексты – правила св. Василия, сборники церковных канонов и наставления святых. Такие монастырские хартии представляют систематизацию христианской теологии монашества. Каждая определяет порядок, который следовало соблюдать: в котором часу монахи будут проводить литургию, сколько времени работать в поле и на огороде, когда им разрешается брать книги из библиотеки, что они должны есть и какую одежду носить. Поскольку у хартий есть много общих черт, ясно, что распорядок дня и прочие правила в разных монастырях похожи. Упоминание о лазарете, где можно ухаживать за больными и престарелыми, о своеобразной тюрьме, где виновные в серьезных грехах могли искупить свою вину на хлебе и воде, и об отдельных кельях для монахов, желавших оставаться в уединении, отражает личные желания основателя. Также мог предусматриваться склеп для мощей усопших монахов, которые переносились с кладбищ с большой почтительностью. Так было в монастыре Св. Екатерины на горе Синай, где посетителям и сегодня показывают черепа и кости бывших членов общины. Какими бы ни были различия между монастырями, все монахи давали фундаментальные обеты целомудрия, бедности и покорности настоятелям. Официальная церемония приема нового члена общины включала символическое остригание волос, но впоследствии ортодоксальные монахи обычно отращивали волосы и больше их не стригли. Этих людей всегда можно узнать по черным одеждам, но круглой тонзуры, как у представителей западной церкви, у них не было.
Поскольку Афон является гористым и не подходящим для выращивания зерновых культур местом, монахам нужны были близлежащие земли и собственность, чтобы обеспечить себя продовольствием. Отсюда близкие связи с соседями – мирянами, которые получали духовное руководство и помощь, а сами поддерживали монастыри дарами. Динамика пополнения монастырей развивалась на основе именно такой местной интеграции. Информация о новых монастырях распространялась, привлекая людей из более далеких регионов. По мере роста богатства монастырей у больших богатых семейств появился способ инвестирования в духовную жизнь: один сын становился монахом, другой – военным, самый младший мог стать евнухом и вместе с дочерью отправиться к императорскому двору.
Мирские покровители монастырей желали, чтобы монахи молились о спасении их душ. С самой ранней истории горы Афон императоры по этой же причине искали общения с монахами. В 883 г. Василий I издал императорский декрет, защищавший их от местных пастухов, которым нравилось пасти скот на полуострове. Роман I Лакапин выделил афонским монахам ежегодный пенсион и в 941–942 гг. установил границу в районе Иериссоса. Спустя 14 лет появилось первое название монастыря – Ксиропотам (буквально – «сухая река»). Его основание приписывают Павлу Ксиропотамскому, которому мирянин по имени Иоанн в 956 г. выделил щедрый дар, – Никифор Фока, став в 963 г. императором, начал вносить пожертвования в лавру; ежегодный грант в 244 золотых монет и регулярные поставки пшеницы обеспечили быстрый рост монастыря.
История этого монастыря, ставшего известным как Великая лавра, записана в двух вариантах в «Житии св. Афанасия». Будущий святой родился в Трабзоне около 925 г. и стал учителем в Константинополе, после чего принял монашество. Как и всем новичкам, ему потребовались мудрые советы опытного аскета преподобного Михаила Малеина, который руководил группой отшельников на горе Кимин в Вифинии. Одним из его спутников в этом духовном образовании был Никифор Фока, позже ставший императором. Из Вифинии Афанасий отправился на Афон, в поисках уединения. Столь дальнее путешествие – от Трабзона до Афона – не является необычным в рассказах о средневековых монахах, которые часто совершали паломничества в Иерусалим, Рим и на Синай. Несмотря на старания Афанасия оставаться неизвестным, слава о нем распространилась и привлекла многочисленных последователей, а императорская поддержка сделала возможным основание в 963–964 гг. монастыря. Став настоятелем, Афанасий написал монастырскую хартию и еще несколько документов для наставления монахов. В течение следующих 30 лет их число увеличивалось так быстро, что стала очевидной необходимость нового масштабного строительства. И появился большой, окруженный стеной монастырь. Афанасий умер около 1001 г., упав с лестницы, на которую забрался, чтобы проверить надежность строительства новой церкви (по другим данным, святой был погребен под обрушившейся крышей храма. – Ред.).
Монашеская экспансия не ограничивалась Афоном: во всех частях империи, включая города, верующие христиане и мирские покровители поддерживали новые монастыри. В Каппадокии в туфовых долинах обнаружили пещерные поселения, церковные и светские, некоторые из них были украшены высококачественными фресками. Но не сохранилось никаких текстов, и потому нам ничего не известно о строителях, которые вполне могли быть монахами. А в Стирийском монастыре, что в центральной части Греции, в «Житии св. Луки», составленном его учениками, сказано, что он превратил свой сад в «прекрасный рай», но прятал свое жилище в самой чаще, так чтобы оно оставалось незамеченным. Он всегда боролся с тщеславием и был больше похож на мертвеца, чем на живого человека. Монах Иоанн Ксенос написал повествование о своих стараниях в постройке церквей, посадках деревьев и зерновых, установке ульев и устройстве монахов в горах Крита. Больше 30 лет он странствовал от одного поселения к другому, привлекал местных жителей к строительным работам, и в 1082 г. прибыл в столицу, чтобы получить для них защиту патриарха.
Для некоторых византийцев городское монашество было невозможным по определению – ведь оно помещало тех, кто желал провести жизнь в уединении и молитвах, размышлениях и тишине, в городской шум и суету. Но, как мы уже говорили, монахам в V в. разрешалось оставаться в Константинополе, а в нем процветало довольно много монастырей. Одни – такие как Студийский, Хора, Христа Эвергета и Далмата – стали известными и просуществовали много веков. Монастырь Далмата – самый первый – был основан за стенами Константинополя в 382 г. и использовался до XII в., когда его преобразовали в женский монастырь. Другие нам известны по единичным упоминаниям и остаются неидентифицированными. То же самое касается женских монастырей – в отличие от мужских, о них осталось намного меньше документов.
С глубокой древности женщины разделяли стремление мужчин посвятить свою жизнь Богу. Для них создавались женские монастыри. Чаще всего они существовали в городской среде под защитой епископа. В Константинополе Иоанн Златоуст (390–404) поддерживал женский монастырь, основанный Олимпиадой, богатой наследницей, также сделавшей хорошие пожертвования церкви. В переписке с ней Иоанн хвалил ее преданность вере и высоко ценил материальную поддержку монашества (см. «Советы Олимпиаде». – Ред.). Основанный ею монастырь существовал больше двух веков – возможно, и дольше. В начале VII в. настоятельница Сергия составила житие святой, включив в него рассказ о чудесном обретении мощей мученицы Олимпиады. Но это исключение. Из жизнеописаний женщин-святых ясно, что их преданность монашеской жизни была ничуть не меньше, чем у мужчин, но их обители – будь они в городе или в сельской местности – обычно существовали на протяжении одного-двух поколений после ухода в мир иной их основательниц. Во время иконоборчества, когда поклонение иконам становилось тайным личным делом, женщины прятали иконы в собственных домах, а не в монастырях. Это оказалось началом более поздней модели домашней святости, что позволило замужних мирянок причислять к лику святых (например, св. Мария Младшая в X в.).
