События апреля 1204 г. подверглись активному переосмыслению, когда ученые всего мира отмечали 800-летие со дня разграбления Константинополя. Папа Иоанн Павел II принес свои извинения за это действо. А у нас появился повод по-новому взглянуть на отношение современных историков к Византии. Да, всем известно, что такая империя существовала, но все же мало кто знает, сколь велик ее вклад в европейское развитие, что именно она стала силой, остановившей экспансию ислама на Балканы, защитным щитом, под прикрытием которого раздробленные западные королевства развились в современную Европу. До сих пор на западе ведутся дебаты относительно Четвертого крестового похода, основанные на стереотипе Византии как серой мертвой зоны: серия императоров и череда сражений, которые они вели на протяжении тысячелетия, и ничего больше. Возможно, виноваты ученые-византинисты, писавшие слишком сложные труды, которые не показывали внутренней динамики империи, не пробуждали интереса к ней. В свою очередь, специалисты по западной средневековой истории крепко держатся за представленную им скучную картину и не делают ничего, чтобы ее оживить. Легче всего оставаться верным изначальному взгляду, появившемуся еще в эпоху Возрождения, и считать империю устаревшим умершим государством, недостойным пристального внимания.
Представляется, что одним из источников появления этого стереотипа, хотя это очень сложно доказать документально, являются осада и разрушение византийской столицы в 1204 г. В какой-то мере империя сама навлекла на себя неприятности. Император Алексей IV и его советники проявили необычайную глупость и самодовольство, позволив полностью оснащенной осадной армии оставаться у ворот города, не выплачивать крестоносцам обещанных сумм и не нападать на них. Конечно, успеху крестоносцев в немалой степени способствовало отличное знание дожем Дандоло особенностей стен Константинополя, обращенных к морю, но именно от византийцев венецианцы и научились дипломатическим уловками и необычному сочетанию силы и торговли. Венеция частично была продуктом империи – и, одновременно, ее конкурентом. После захвата города, когда крестоносцы приступили к дележу империи, Венеция потребовала для себя самую большую часть. Папа Иннокентий III отправил западных клириков, чтобы занять земли, оказавшиеся под властью римской церкви. Римляне вынудили ортодоксальных епископов и монахов удалиться в изгнание.
Христианский Запад оказался перед необходимостью объяснить и оправдать массовые убийства и разрушение самого красивого города христианского мира. Почему силы, призванные сражаться с мусульманами, жгли иконы и оскверняли церкви величайшей христианской столицы? Только потому, что византийцы этого заслуживали! Византийская империя должна была оказаться предательской, обреченной, слабой, отталкивающей и непокорной Риму. Исход Четвертого крестового похода также подтвердил для папы Иннокентия и его преемников, западных правителей и монахов, участвовавших в Крестовых походах, что греки, по сути своей, коварные предатели. Они всегда прибегали к дипломатии, чтобы скрыть слабость, а когда не могли избежать сражения, оказывались трусами. Византийскую систему имперского правительства сочли нестабильной, поскольку она допускала, чтобы мятежник стал императором, а законный правитель был смещен и ослеплен. Подобные заявления оказались проявлением явной слабости зарождающихся европейских монархий, где правители всячески старались укрепить свою власть. Осуждение древней политической системы шло рука об руку с восхищением реликвиями, золотыми и серебряными изделиями, иконами и шелками, которые якобы заслуживали лучшего места, чем Византия. Таким образом, крестоносцы оправдали свое мародерство. Появление негативного стереотипа самого понятия «Византия», словно оно характеризует культуру, не заслуживавшую права на существование, уходит корнями к вероломству 1204 г.
Разрушение было таким, что Византия вполне могла никогда от него не оправиться. Многие государства прекращали существовать, получив такой удар в сердце. А Византия всего за полвека возродилась – в многообразии новых форм в разных центрах. Благодаря внутренней жизнестойкости своей цивилизации империя просуществовала еще два с половиной столетия.
Это и есть одна из самых удивительных вещей, которые я открыла при написании этой книги. Я ожидала, что сам Константинополь будет играть центральную роль, как сказочный особенный город. Для меня оказалось полной неожиданностью то, как часто я буду отмечать напористую изобретательность и новизну более широких аспектов византийской цивилизации – от правительства и религии до военных и интеллектуальных качеств. Византия сумела втайне создать морскую артиллерию и сохранить секрет на века. Она смогла вызвать и пережить яростную дискуссию относительно роли икон, отличительных особенностей своей религиозной веры. Когда латинское христианство и мусульманский Восток утверждали, что Священные книги должны оставаться на священных языках – латинском и арабском, – Византии хватило смелости перевести греческую Библию на письменный язык, созданный ее же учеными, чтобы облегчить и ускорить крещение славян. Ей хватило дисциплины, чтобы чеканить и поддерживать стабильные монеты в течение семи столетий! У нее было достаточно изобретательности, чтобы развить царские формы власти, сохранив римскую администрацию. Снова и снова необычайная комбинация римского, языческого, христианского и греческого наследий давала ей возможность возрождаться из пепла вместо того, чтобы исчезнуть, оставив после себя лишь тени достижений. Византия, которая отрицает общепринятые стереотипы, – это живое изобретательное общество, страстно верившее в себя.
Проверка довода, что величие столицы поддерживалось основательными ресурсами цивилизации, главой которой она являлась, случилась в тот момент, когда Византия была обезглавлена, и глубинным районам империи пришлось отреагировать на захват и разрушение Константинополя. Все, что случилось после 1204 г., когда западные крестоносцы создали Латинскую империю в самом центре Византии и заняли ее дворцы на 57 лет, выявило жизненно важные элементы остального византийского общества. А случилось то, что эти мини-византийские империи возродились к жизни во множестве городов, и этот процесс сопровождался взрывом художественного творчества.
В Трабзоне, что на восточной границе, два брата Комнина создали империю, которая была чем-то намного большим, чем обычный город-государство, и просуществовала с 1204 до 1461 г. В 2 тыс. км к западу – на западе Греции – Эпир стал еще одним центром византийской власти, и вместе с городами Арта и Фессалоники превратился в самую активную часть империи, объявив себя истинным наследником Византии. А ближе к стенам Константинополя, на противоположной стороне Мраморного моря, начала бурно развиваться еще одна империя с центром в Никее, чему в немалой степени способствовали беженцы из Константинополя. Даже районы, остававшиеся под властью венецианцев, как, например, Крит до его захвата турками в 1669 г., никогда не утрачивали своих византийских черт, которые были неискоренимы в языке и религии и проявились в новых фресках, иконах, исторических хрониках и поэзии. Сила и форма разных реакций на утрату Константинополя подтверждают глубину образовательных, административных, культурных и военных аспектов византийских традиций и их способность адекватно реагировать на вызовы. Таким образом, стереотип монолитной, бюрократической, слабой, коррумпированной, излишне сложной и неэффективной империи представляется абсолютно неверным.
