– А то, что я осталась жива, это плохая новость?
– Мы просто с ума сходили, разыскивая этот диск…
– Ладно, я тебя поняла.
– Мне очень жаль Адама. Это просто ужасно.
– Хватит, – оборвала его Мириам. – Мне некогда.
И повесила трубку.
Данкомб опустил телефон в карман, сжал кулаки и, посмотрев в потолок, произнес:
– Есть!
Когда он пришел на кухню, чтобы сообщить эту радостную новость Питеру, того уже и след простыл.
* * *
Мириам, сидевшая на краю кровати в тайной комнате, бросила телефон на атласную простыню. Потом легла, завернувшись, как в кокон, в холодное белье. Свернувшись клубочком, она наконец разрешила себе поплакать.
Но слезы так и не появились. Казалось, Мириам должна была испытывать какие-то чувства: гнев, горе, ярость или печаль. Но она не ощущала ничего, кроме облегчения.
Довольно странно для такой эмоциональной натуры.
И все же это было так – облегчение и… чувство свободы. Она освободилась от Адама со всеми его фокусами. От его бывшей жены, которая вечно совала нос в их дела. Звонила, посылала ему сообщения. Эта штучка никак не хотела его отпускать.
Теперь она свободна и от Люси с ее чокнутой девчонкой. Мириам знала, что дочка Адама всегда осуждала ее. А уж эта Кристал, помешанная на комиксах. Но Адам любил свою внучку, тут уж ничего не поделаешь. Разрешал Люси привозить ее всякий раз, когда нужно было за ней присмотреть, но всегда тщательно запирал тайную комнату. Девчонка и без того с приветом, а если бы попала туда, то могла бы совсем свихнуться.
Теперь, когда Адам умер, можно послать их подальше. Продать дом и уехать из Промис-Фоллса. В теплые края. Здесь чертовски холодно зимой. В прошлом году выпало четыре фута снега. Кому это нужно? Полученное наследство позволит перебраться в Сан-Диего или Лос-Анджелес.
Мириам надеялась, что на первое время хватит. Правда, в последнее время Адам был весьма озабочен своим финансовым положением, но скрывал, насколько плохи дела. Он осаждал издательства в надежде заключить контракт на новую книгу.
Мириам наконец расплакалась. Возможно, к этому ее подтолкнули невеселые мысли о наследстве.
Уткнувшись в подушку, она судорожно рыдала, завывая, как раненый зверь. Но не от горя. От облегчения. Теперь у нее был шанс начать новую жизнь. И ее захлестнула волна эмоций. Через несколько минут рыдания прекратились. Им на смену пришло изнеможение, и Мириам задремала.
Проснувшись, она не сразу поняла, где находится. Раньше Мириам никогда не спала на этой кровати. Она предназначалась для другого.
Надо пойти в спальню и выспаться по-человечески. А обдумать все можно и завтра. По правде говоря, она никогда не любила эту комнату. Да, здесь они круто развлекались, но с нее уже хватит.
Откинув простыню, Мириам спустила ноги с кровати, нащупав пальцами лохматый ковер.
Кто-то стоял в дверях.
– Господи, как ты меня напугала!
– Но я звонила.
– Я не слышала.
– Тогда я вошла сама и застала тебя здесь. Долго смотрела, как ты спала.
– Убирайся. Я сыта тобой по горло. Чего тебе надо?
– А ты как думаешь? Неужели не догадываешься?
– Иди отсюда.
– Он сказал, что, если с ним что-нибудь случится, я должна прийти сюда. Он мне кое-что оставил. И рассказал, где искать.
– Где? Здесь? Какой-нибудь позолоченный хрен?
– Нет, не здесь. Ты сама знаешь. Оно у тебя.
– Проваливай!
– Я не уйду, пока ты мне не отдашь.
– Я сказала, иди отсюда!
Оттолкнув незваную гостью, Мириам выскочила из комнаты. На лестнице та попытался схватить ее за лодыжку.
– Я хочу получить то, что принадлежит мне!
– Убирайся к чертовой матери! – завопила Мириам.
Ее преследовательница догнала ее и схватила за волосы, пытаясь остановить.
Потеряв равновесие, Мириам пошатнулась, попыталась схватиться за перила, но промахнулась и рухнула вниз.
Что-то громко хрустнуло.
Голова Мириам ударилась о нижнюю ступеньку, тело неуклюже распласталось на лестнице.
– Нет! Господи, только не это! Ты ведь жива? Жива?
Но молчание Мириам говорило об обратном.
Глава 45
Кэл
Пожарный Дарелл разрешил мне пройти в квартиру, чтобы забрать кое-какие вещи. Она не пострадала, хотя там стоял едкий запах. Газ был отключен, так что готовить было нельзя – впрочем, я никогда этим и не занимался. Электричество тоже вырубили.
Я бросил в дорожную сумку кое-какую одежду, взял на кухне полиэтиленовый пакет и положил туда зубную щетку, пасту и с полдюжины других мелочей. А в рюкзак сунул белье и лишнюю пару носок. Все это заняло не более трех минут.
Перед отходом сообщил полиции обо всем, что видел, хотя сведения эти были довольно скудны. Я неплохо разбираюсь в машинах, но отличить внедорожник «форд» от внедорожника «шевроле», тем более сбоку и на ходу, не в силах. Я только заметил, что он был черный, с заржавленной нишей заднего шасси. Судя по тому, как громко тарахтел двигатель, модель была довольно старая. Коктейль Молотова бросил белый блондин лет двадцати с небольшим.
И еще я вспомнил, как он крикнул: «Грязный террорист!»
Мне было жаль Намана. Когда приехали пожарные машины, огонь уже плясал на книгах, доставая до потолка. Однако пожарные сумели быстро все залить водой, так что здание не пострадало. Магазин выглядел ужасно, но стены уцелели полностью. Наман, отказываясь верить своим глазам, скорбно созерцал мокрые обгоревшие книги.
– Мне конец, – сказал он, когда я вошел с набитым рюкзаком.
– Ничего подобного, – возразил я. – Здесь все уберут, и ты снова откроешься.
– Вода протекла в подвал, а там сотни книг. Они наверняка испорчены. Теперь здесь будет не «Книжный магазин Намана», а «Лавка подержанных книг».
Я не нашелся, что ответить. Только сказал:
– Это какие-то подонки, Наман. Не все же здесь такие.
Наман медленно повернул голову.
– Ты так думаешь? Считаешь, что этот парень один здесь такой? И проблемы расизма не существует? Ты очень ошибаешься.
– Извини.
– Я все время это чувствую, кожей ощущаю. Да, меня еще не поджигали, но, думаешь, я не знаю, что говорят за моей спиной? Как ты думаешь, сколько лет Наман живет в Америке? Больше сорока. Я американец. – Он махнул рукой в сторону улицы. – Я учил их детей. Возился с ними, помогал, плакал вместе с ними, старался сделать из них достойных граждан. Я всегда платил налоги. Посылал коробки с книгами нашим солдатам в Ирак и Афганистан. И вот благодарность. Я – террорист. Как прикажешь относиться к городу, которому ты посвятил всю жизнь, а взамен получил вот это?
