Это означало бы новую ступень в их отношениях, но Николь не была уверена, что к ней готова. Сомнения, должно быть, ясно отразились на ее лице, потому что Габриэль быстро поцеловал ее.
— Я просто хотел предложить тебе ванну и ужин, потому что вид у тебя совершенно измотанный.
— Спасибо, я в самом деле ценю твою заботу. Но я вся в краске.
— Я мог бы привезти тебе одежду из дома. Или можно приготовить ужин у тебя, если ты разрешишь мне воспользоваться твоей кухней, — предложил он.
— Ты в самом деле на это способен?
— Конечно. А потом ты поужинаешь в своей пижаме. Но это тоже не домогательство, — поспешил заверить он ее, — потому что, когда ты решишься перейти к следующей стадии, я хочу, чтобы ты была бодрой и способной наслаждаться, а не думала: «О боже, давай скорее закругляйся, я так хочу спать».
Николь рассмеялась:
— Ты гораздо лучше, чем хочешь казаться.
— Ну нет, прослыть слабаком я бы тоже не хотел.
— Все равно ты хороший, Габриэль. — Может быть, она на самом деле ему нравится?
Пока Николь нежилась в ванне, Габриэль приготовил бируани из цыпленка.
— Обычно я сам пеку к нему и лепешки, вместо того чтобы покупать хлеб в булочной. Но я подумал, вряд ли ты захочешь, чтобы твою кухню окончательно перевернули вверх дном.
— Все равно необыкновенно вкусно. Сама я редко готовлю, — призналась Николь.
— Не хватает времени или желания?
— И того и другого.
— А я люблю готовить. Это расслабляет.
Она улыбнулась:
— Может, ты еще и пироги печешь?
Он вскинул брови:
— Конечно, с профессионалами тягаться не могу, но торт «Виктория» мне удается вполне.
— Ты полон сюрпризов.
— Это плохо?
— Нет, потому что сюрпризы твои хорошие.
Габриэль подумал при этом, что ее бывший парень, видимо, преподнес ей неприятный сюрприз. Она до сих пор ничего ему не рассказала, но Габриэль очень надеялся — она поверит, что он не причинит ей боли, по крайней мере, намеренно.
То, что он испытывал с ней, не походило ни на что, испытанное прежде.
Может быть, это любовь?
Спустя неделю Габриэль сказал:
— Сегодня мы отправимся смотреть на звезды.
— Как мило, что ты это предлагаешь, вот только открытие кинотеатра совсем скоро, а все по‑настоящему темные места, откуда можно вести наблюдение, находятся где‑нибудь в Шотландии. — Она наморщила нос. — Я очень бы хотела поехать туда с тобой, но никак не смогу сейчас отлучиться надолго.
— Да будет тебе известно, что такие места есть и в Лондоне и даже в самом центре, — сказал Габриэль. — Сегодня ночью как раз тот момент, когда Марс находится в противостоянии.
— В самой ближайшей к Земле точке и полностью освещен Солнцем… Подожди, ты сказал, что в центре Лондона есть темные места? Даже несмотря на уличные фонари?
— В одном из парков встречается группа астрономов, — сказал Габриэль. — Я разговаривал с парнем, который у них главный, и он разрешил нам присоединиться. Там есть старая обсерватория, и мы по очереди будем смотреть в телескоп. Так что сегодня ночью мы увидим звездное небо.
— Габриэль, как здорово! — Она пылко поцеловала его. — Спасибо.
— Ты усердно трудилась и заслужила небольшой отдых.
Обсерватория оказалась именно такой, какой всегда представляла себе Николь, — с вращающимся куполом и большим медным телескопом. Как и обещал Габриэль, им представился шанс посмотреть в него и увидеть поверхность Марса, а заодно и Луны.
Николь была в восторге.
— Знаешь, я правда очень тронута тем, что ты устроил это для меня, — призналась она. Джефф никогда не придавал значения ее любви к звездам и называл это ребячеством. — Я чувствую себя виноватой, что не сделала что‑то подобное для тебя.
— Вообще‑то ты как раз сделала, — сказал Габриэль. — Ты примирила меня с самим собой, чего мне самому не удавалось несколько лет. И теперь я, кажется, понял, чем хочу заняться в будущем.
— А именно?
— Пока мне нужно все как следует обдумать, но ты будешь первая, кому я об этом расскажу.
Николь смутилась:
— Извини, если я проявила бестактность.
— Ничего подобного, мы близкие друзья, и это естественно, что ты интересуешься. Другие женщины прежде всего интересовались размером моего банковского счета.
— Ты, надеюсь, не считаешь меня одной из них?
— Ты с таким трудом согласилась, чтобы я угостил тебя ужином, могу сказать с уверенностью, что нет.
— Но зачем же ты с ними встречался?
— Наверное, искал такую, которая сможет меня понять. Дело в том, что хорошие девушки избегали меня — они или наслушались, каким бешеным я был в студенческие годы, или воспринимали меня беспощадной акулой бизнеса. А те, другие, и не стремились меня понять.
— Значит, ты — бедный маленький богатенький мальчик?
— Да. — Он картинно похлопал ресницами. — И я не буду возражать, если ты поцелуешь меня в утешение.
Николь рассмеялась:
— Какой ты, однако, мастер убалтывать!
— Это так ужасно с моей стороны, — согласился он.
Николь улыбнулась:
— Но я все равно тебя поцелую.
Последующие две недели для них уже стало привычкой видеться ежедневно и ужинать вместе. Потом Габриэль подвозил Николь до ее дома, и там они уютно устраивались на диване в гостиной, тесно прижавшись друг к другу, и разговаривали.
— Все‑таки мне, когда‑нибудь доведется увидеть пещеру летучей мыши? — спросила Николь.
— Пещеру летучей мыши? — повторил Габриэль озадаченно.
— У меня ты бываешь. Но твоя резиденция так и остается засекреченной.
— Намек понят. Завтра ужинаем у меня.
Его квартира находилась в доме современной постройки с балконом, который опоясывал здание по периметру. Все окна выходили на реку.
— Здесь ванная, — принялся указывать он по очереди на двери, когда они вошли в маленькую прихожую, — а это моя спальня и смежная с ней вторая ванная, потом гостиная, гостевая комната.
Вид из окон привел Николь в восторг.
Кухня примыкала к гостиной и была раз в десять больше, чем у нее. В ближайшей к кухне половине гостиной помещалась столовая зона — длинный стеклянный стол с шестью удобными стульями. Три дальних стены были покрашены кремовой краской, а ближайшая — четвертая — небесно‑голубой, и на ней была изображена большая стилизованная рыба. Как заметила Николь, телевизор у него был самой последней модели.
