Грэм открыл глаза и кивнул, собираясь с мыслями.
— Холли была неуправляемой. С бешеным темпераментом. Иногда немного сумасшедшей. Ее мать умерла, когда ей исполнилось девятнадцать, и оставила ей кучу денег. Отец никогда не мог ее контролировать — а уж поверь мне, он старался. Доставал информацию о ее бойфрендах, поставил жучок на ее машину, чтобы знать, где она находится, записывал ее телефонные разговоры. Но она была взрослой девушкой. Ну, во всяком случае, официально. И никому не позволяла собой управлять. И никакого самоконтроля у нее тоже не было. Ребенок — Сэм — заставил ее на время притормозить. Но как только ее жизнь немного упорядочилась — как только я ее упорядочил, — все началось снова. Выпивка, другие мужчины…
— Ты в этом не виноват, — очень убежденно произнесла Кира.
Грэм и сам был в этом уверен. Тем не менее он все равно чувствовал себя виновным в ее смерти.
— Я не любил ее, — признался он. Его голос дрогнул. — Я не любил ее, но был хорошим мужем. Верным мужем. А ребенок… Вот его я любил больше всех на свете. Как никого до этого. Одна только мысль о том, что меня считают причастным к этому убийству, сводила меня с ума. Поэтому я сбежал. И платил Дэйву, чтобы он нашел человека, который это сделал. — Грэм посмотрел на Киру, на ее полные слез глаза, и его сердце дрогнуло. — Кира, прости…
Она закрыла его рот поцелуем. Поворошила волосы, потом нежно погладила затылок и шею.
Она словно бы влила в этот поцелуй всю себя, и Грэм принял это с благодарностью.
— Моя спальня наверху, — произнесла она таким многообещающим голосом, что его обожгло. — Третья дверь слева.
Грэм молча подхватил ее на руки и почти бегом поднялся по лестнице.
Глава 22
Сплетенные руки и ноги, влажные от пота тела, скомканные простыни. Большое мускулистое тело Грэма занимало три четверти постели, и никогда еще двуспальная кровать Киры в ее детской комнате не казалась ей такой маленькой.
Кира открыла сонные глаза и посмотрела на Грэма, она никак не могла уснуть, потому что в голове у нее крутились сотни счастливых мыслей.
В комнату уже просочился тусклый утренний свет. Кира смотрела на лицо Грэма и старалась запомнить каждую черточку, каждую морщинку. Ее сердце переполняли чувства.
Но к ее невообразимому счастью примешивалась и горечь, потому что Кэллоуэй был в опасности, и время, что они провели вместе, подходило к концу. Его убежище больше не являлось убежищем, дом ее родителей был едва ли лучше в плане надежности. Оставалось одно — снова бежать, и как можно дальше.
— Нет.
Он произнес это мягко и в то же время решительно. И при этом даже не открыл глаза.
— «Нет» что? — удивилась Кира.
— Я прямо слышу, о чем ты думаешь.
— Нельзя услышать мысли другого человека, — зачем-то возразила она.
— Твои — можно.
Кира сделала слабую попытку выбраться из его объятий, но он держал ее крепко.
— Скажи, о чем ты думала?
— О побеге.
— О побеге? — с удивлением переспросил он.
— Я имею в виду, как нам сбежать вместе, — уточнила Кира. — Ты совсем не обязан искать Фергюсона. Или рисковать своей жизнью. Мы можем просто скрыться.
— Кира…
— Все и так думают, что я погибла. Дэйв сказал, что об этом написали во всех газетах и вообще упоминали, где только возможно.
Она заметила, что на его лицо как будто бы легла тень.
— И ты собираешься просто взять и уйти? И пусть все считают, что тебя больше нет?
Ее горло сжалось.
— Они… погорюют обо мне, а потом… со временем… успокоятся.
— И сколько ты продержишься? Что, если кто-то из них умрет? Ты сможешь не пойти на похороны? Или заболеет твой отец, или мать? Или с ними произойдет несчастный случай? — Грэм покачал головой и жестко добавил: — Ты понятия не имеешь, о чем говоришь. На что себя обрекаешь.
— Но я не вижу другого выхода.
— Ты останешься здесь, и твои родители и друзья узнают, что ты жива.
— А как же ты? Что будет с тобой?
Он нежно откинул упавшие ей на лоб волосы.
— Ты спрашиваешь, что будет со мной или с нами и будущим, которое мы обсуждали?
Кира молчала. Да, она боялась за Кэллоуэя. Что его найдет полиция и он окажется в тюремной камере за преступление, которого не совершал. Она боялась его потерять. Кэллоуэй вздохнул.
— Я провел много времени в полной изоляции, без людей, которых знал. И когда до меня доходили какие-то слухи… это мучило меня. Ты не поверишь, сколько раз я был близок к тому, чтобы сломаться. Прятаться — это самое трудное, что мне приходилось делать за всю мою жизнь. И я никогда не простил бы себя за то, что втянул в такую же жизнь тебя.
— Мне все равно, — твердо сказала Кира. Сейчас, после того как они занимались любовью, она искренне верила в то, что говорит.
— Ты только думаешь, что тебе все равно.
Он наклонился, слегка сжал зубами ее нижнюю губу и потянул. Потом отпустил и потрогал это же место кончиком пальца. Кира почувствовала, как по телу снова пробежали искры желания, и вздохнула. Он лениво провел кончиком пальца по ее плечу, спустился ниже, к бедру, и так же неторопливо обвел ее живот.
Но Кира перехватила его руку. Нужно во что бы то ни стало дать понять, что она не позволит ему ускользнуть от разговора. Он попробовал освободить руку, но Кира держала крепко. Тогда он большим пальцем пощекотал ее чуть ниже пупка. Кира собрала волю в кулак.
— Ты долго жил один, — сказала она. — Может быть, ты забыл, что на свете есть такая вещь, как компромисс. Отношения — это улица с двусторонним движением, Кэллоуэй.
— Чего ты от меня хочешь, Кира? Что я должен сделать? Позволить Дэйву сдать меня? Скажи только слово, и это будет сделано. Но имей в виду, шансы на то, что я позволю тебе бросить ради меня свою жизнь, нулевые.
У нее засосало под ложечкой.
— Ты не можешь сесть в тюрьму.
— Но сяду, если это обеспечит тебе безопасность.
— Тогда ты тоже имей в виду — я точно так же не позволю тебе жертвовать собой ради меня, как и ты.
Кэллоуэй неожиданно перевернулся, подмяв Киру под себя, и навис над ней.
— А ты упрямая девчонка, а?
— Нет.
— Я должен доказать свою невиновность, Кира. Иначе у нас вообще нет шансов. Ты знаешь, куда направился Дэйв?
— Он сказал, что ему нужно кое, о чем позаботиться. Кэллоуэй…
— Да?
Она вылезла из-под него и внимательно посмотрела ему в лицо.
— С чего это вдруг Дэйв стал думать, что ты виновен?
