Кочетов настаивал на том, чтобы заехать за ней в отель. Но Ника это предложение отвергла сразу же. До театра она хотела добраться сама. Она уже решила, что часть дороги проедет на троллейбусе, а часть – там, где Крюков канал проходит между старыми Крюковскими казармами и Новой Голландией, прогуляется пешком.
Ника шла вдоль канала и, поеживаясь от вечернего воздуха, думала о Кочетове. Неожиданно для себя она думала о нем, словно их связывали долгие отношения и предстояло ответить на вопрос, хочет ли она связать с ним жизнь. Неожиданно для себя за этот короткий путь Ника попыталась ответить на вопрос, который ей пока еще никто не задал. Она пыталась забежать вперед и понять, что ей сулит и этот поход в театр, и вчерашняя прогулка, и те прошлые встречи с Кочетовым. Оторвавшись от родного города, от привычной обстановки, надев на себя другую «маску», она пыталась вырваться из замкнутого круга некоторой женской обреченности. «Если я по-прежнему буду жить только прошлым, в моей жизни никогда и ничего не произойдет, – думала Ника. – А ведь я Кочетова видела разным. И огорченным, когда он плохо выступил на совещании, и довольным, и радостным. Мы так давно ездим по этим командировкам, что превратились в этакую цирковую семью, которая занята одним делом, но служит в разных заведениях. Он даже звонит мне в Славск иногда, он в курсе моих дел. Я ведь никогда не обращала внимания на то, как многое нас связывает и как много мы знаем о друг друге. То, что сейчас происходит, – это так естественно. Никакой командировочной пошлости в этом нет!» Ника, сама того не подозревая, дошла до самого главного. В душе она презирала случайные романы и была брезглива к «играм», которые случались порой у взрослых людей вдали от дома. Ника не осуждала людей, склонных к этому и вынужденных именно так решать вопрос собственного одиночества. Но для себя давно решила, что этот путь не для нее. И вот в последние дни она подсознательно искала себе оправдание.
– Добрый вечер! Разве можно в такую погоду ходить в таких туфлях?! – Кочетов появился из ниоткуда. В руках он держал букет роз.
– Розы – примадонне? – зачем-то спросила Ника.
– Какой примадонне? – удивился Виктор Андреевич.
– Которая будет партию Анны исполнять.
– А! – сообразил Кочетов. – Розы – тебе. А Анне… Ох, вот с Анной случился казус!
– Господи, спектакль отменили?
– Нет, не отменили. Просто это спектакль не Мариинки, а гастролирующего театра.
– И что?
– Как – что? Я же не знаю, какие там голоса! И как поют они.
Ника рассмеялась. В этом был весь Кочетов – стремление сделать хорошо и обстоятельство, которое он не учел.
– Ничего страшного! – Ника пожалела его. – Плохие артисты в Мариинке не поют. К тому же побывать в самом зале уже необыкновенная удача. И спасибо за розы.
Она взяла его под руку, и они направились к входу.
Розы пришлось оставить в гардеробе. Понятливая сотрудница нашла банку с водой.
Театр заворожил ее красотой и помпезностью, она с восторгом оглядывала полный зал. Золото, синий бархат, мерцающий хрусталь – чертог, где сбываются сказочные мечты. Ника ничего не говорила – ей хотелось молчать и наслаждаться увиденным.
– Ты довольна?
– Знаешь, даже если они будут петь шепотом и будут одеты в тряпки, я все равно буду счастлива. Здесь такое великолепие. Спасибо тебе.
Кочетов просиял:
– Мне так приятно, что тебе нравится.
Ника любила театр, но редко ходила в драматический. Если раньше некие условности представления не имели значения, то сейчас они раздражали. А вот пристрастие к музыкальному театру никуда не делось – все тот же восторг, предвкушение, зачарованность музыкой и голосами. Ника вообще считала, что опера – это как раз то, что имеет право на приблизительность, ту самую условность. Ей совершенно не мешали толстые Джульетты и грузные Гремины. Главное, чтобы звучал голос, покоряли тембр и игра.
– Как хорошо, что мы пришли сюда! – прошептала она и сжала руку Кочетова, как только погас свет и зазвучала увертюра.
– Боже, откуда они взяли такую Лауру?! Это какой-то мюзик-холл! Стриптиз и кабаре в одном флаконе! – возмущалась Ника через три часа.
– Жаль, что спектакль такой неудачный, – промямлил Кочетов.
– Да почему же неудачный?! Отдельные моменты. Отдельные исполнители. Правда, их там немного. Но Лаура – это ужасно. Это пошло, у нее даже ужимки дешевой стриптизерши.
– А голос тебе тоже не понравился?
– Голос средний. Но его и расслышать невозможно. Его не слушаешь, смотришь, как она извивается в якобы экстазе! Она ужасна! Вульгарна до крайности!
– Но она красивая. И стройная.
– Ах, да все равно, какая она! – с досадой воскликнула Ника. – В этом искусстве так все условно! Не условны только талант и вкус.
– Ты расстроилась, – мрачно констатировал Кочетов.
– Нет, просто жалею, что подпорчен неплохой спектакль.
– Так, надо срочно поужинать! – Виктор Андреевич решительно взмахнул рукой.
– Что ты собираешься делать?
– Ловить такси, ехать в ресторан.
– Глупости. Мы пешком дойдем. А где ресторан находится?
– Я бы пригласил тебя в одно очень приятное место на Большой Морской.
– Тем более Большая Морская – это рядом совсем. Прогуляться полезно.
Кочетов посмотрел на нее:
– Мне кажется, что ты пытаешься надышаться. Впрок, на будущее.
– Так и есть. Я хочу надышаться, насмотреться, нагуляться. Понимаю, что это невозможно, но все равно хочу.
– Ты же была здесь много раз. И часто ездишь.
– И все равно мало, – улыбнулась Ника.
Кочетов взял ее под руку.
– Мы можем иногда сюда приезжать. Не в командировку. Без всякой цели.
– Можем, – улыбнулась Ника, а сама подумала, что заработка музейного работника, даже директора, на частые путешествия вряд ли хватит.
– Видишь ли, я статьи всякие пишу. Платят немного, но регулярно.
Ника покраснела, словно Кочетов подслушал ее мысли. А она уже не впервые задумывается о том, что ухаживает Виктор Андреевич обстоятельно – кафе, цветы, театр, ресторан, такси. Ника не свалилась с луны, она дома в Славске «заведовала» домашней кассой и потому цену деньгам знала.
– Виктор, кстати, о деньгах. Мне не доставит удовольствие остаться в стороне от организации нашего досуга.
– Что? – не понял Кочетов.
Ника вздохнула.
– Я бы хотела поучаствовать в тратах. Понимаешь, давай за ресторан заплатим вместе. Пополам, – объяснила она ему, как ребенку.
– Ты с ума сошла?! – Его гнев был искренен. – Где такое видано?!
