– Какая ты тощая, все кости видно. Как уличный мальчишка. А давай тебе волосы коротко острижем, а? Будешь мой мальчик-паж…
Позже уже, когда Кира стала не только участвовать во всех его показах, а сделалась прямо-таки правой рукой этого начинающего Версаче, он частенько так ее называл – мой мальчик-паж. А Кира возражала:
– Какой из меня мальчик-паж, посмотри, какая я длинная. Скорее уж я твой телохранитель.
Отношения между ними установились странные. Кира все так же была влюблена, трепетно прислушивалась к каждому его слову, ловила каждый взгляд и все ждала – когда же, ну когда наконец все случится. Шувалов же называл ее в интервью своей новой музой, благосклонно принимал ее помощь в организации своих шоу, посматривал на нее с откровенным восхищением и признавал, что никто, кроме Киры, не способен так понимать его с полуслова, никто из его официальных помощников не может так тонко подобрать нужные слова, успокоить, заверить, что все пройдет на высшем уровне.
Перед съемками в очередной передаче он всегда вызывал Киру в студию помочь ему выбрать правильный ракурс. Усаживался то на диван, то на кресло, ее просил встать напротив и оценить, с какой точки он лучше выглядит.
– Ты везде хорошо выглядишь, – убеждала его Кира.
– Ты мне льстишь. Я же просил серьезно ответить! – заводился он.
– Ну, здесь! – в конце концов указывала она на какое-нибудь кресло.
– Да, действительно, тут свет лучше падает, – задумчиво тянул он и тут же настороженно спрашивал: – Я тут моложе?
Шувалов советовался с ней, откровенничал, таскал за собой на великосветские тусовки, но первого шага так и не делал. И Кира по своей тогдашней наивности искренне не понимала – что не так? Может быть, великий Маэстро опасается ее отказа? Или не желает смешивать работу и личную жизнь? Или – о, какая сладкая мысль! – относится к ней слишком трепетно и не хочет спешить?
Разъяснилось все в одно апрельское утро. Кира в то время сдружилась с парнем-моделью, который должен был участвовать в показе следующей шуваловской коллекции. Виталик – так его звали – был необыкновенно красив. Почти Есенин – пшеничного цвета кудри, голубые глаза, тонкая фигура. Юный полубог восемнадцати лет.
Он только что приехал в Москву, был новеньким в модельном бизнесе, никого не знал и, наверное, именно поэтому пригласил Киру в кафе. Они пили какао, болтали обо всем на свете, смеялись. Кира уже и забыла, что такое бывает – просто болтать с симпатичным ровесником без гениальных озарений и припадков кромешного отчаяния, шутить, хохотать, глазеть в окно. С Виталиком было удивительно легко, как… да, пожалуй, как легко ей было с подругами, Таней и Владой, в то далекое летнее утро после выпускного. Невозможно было поверить, что с той поры прошло меньше года.
В день показа Кира рано утром приехала к Шувалову на квартиру, чтобы – как обычно – помочь с организацией, проверить, все ли готово, позвонить кому нужно, напомнить, надавить, наорать.
Шувалов вышел ей навстречу из спальни, весь помятый, взлохмаченный, неумытый. Прошлепал босиком на кухню и вернулся, жуя отдающую чесночным запахом холодную котлету, спросил, как ему лучше уложить волосы, как на праздновании дня рождения или как на показе в Доме моды Славы Зайцева. Кира что-то ответила. И тут же на тумбочке взорвался трелью телефон. Шувалов кивнул ей, и она сняла трубку. Оказалось, что что-то было не готово, часть платьев отвезли не по тому адресу. Кира стала поспешно диктовать что-то, пытаться исправить ситуацию.
И в этот момент из шуваловской спальни, трогательно краснея и приглаживая встрепанные волосы, выплыл завернутый в простыню Виталик. Кира увидела его, и в голове моментально что-то щелкнуло, пазл сложился. Господи, так вот почему Леня ни разу к ней не прикоснулся, не сделал ни одного шага навстречу. Как же она могла быть такой дурой? Это же очевидно!
Щеки у Киры горели и зудели от прилива крови. Она, наверное, даже позже не смогла бы разобраться во всей той мешанине чувств, что обрушилась на нее тогда. Было и больно, и стыдно, и неловко, и муторно. И слезы подступали к глазам. И в то же время хотелось что-нибудь разбить, кинуться куда-то, заорать.
Пару минут она просто стояла там, в прихожей, прижимая к уху телефонную трубку, и пыталась отдышаться. А потом закричала, перекрывая все так же бубнивший в трубке виноватый голос:
– Что значит «не готово»? Вы в своем уме? Как вы можете!
Потом она швырнула трубку на рычаг и услышала, как Шувалов крикнул из своего кабинета:
– Эй, накапайте ей там валерьянки! Мне еще только истерики сегодня не хватало!
А Виталик извинительно улыбнулся и дернул плечами.
Вот так и закончилась эта ее дурацкая, наивная, наполовину выдуманная первая любовь. Кира тогда стиснула зубы, заставила себя пережить, забыть, двигаться дальше. Рассказать о постигшем ее разочаровании было особенно некому – у школьных подруг Таньки и Влады была уже своя жизнь. Танька часами чертила что-то для своей Строгановки, у Влады был ВГИК, студенческие постановки, занятия, шумные попойки в общежитии. А у нее…
Кажется, как раз после той истории она поступила работать в только открывшееся модельное агентство «Red Stars» и вскоре впервые приняла предложение поехать после очередного показа на частную вечеринку. Этим не брезговали многие девчонки, ее коллеги по цеху. Рассказывали потом какие-то байки о льющемся рекой шампанском, об изысканных деликатесах, о дорогих подарках, о баснословных суммах, которые можно было заработать за одну ночь, если наплевать на щепетильность. Все это было еще немного по-восьмидесятнически наивно и доморощенно.
А Кире, окончательно похоронившей свою первую любовь, оказавшуюся дешевым фарсом, все еще очень хотелось верить в лучшую жизнь. В то, что однажды с ней случится что-то очень хорошее, то, что перевернет все раз и навсегда. Кажется, она все душевные и физические силы тогда тратила на то, чтобы дождаться этого своего счастливого часа, не расплескаться, не сдохнуть на полдороге. Ну а пока час икс не наступил… Что ж, надо было как-то выживать. Эскорт – значит, эскорт. Ничего, она сильная, выдюжит. А потом забудет все это, как страшный сон.
Вспоминать о том, как оказалась на такой вот частной вечеринке впервые, Кира не любила. В памяти остались лишь пузатые бутылки с импортным алкоголем, гремящая музыка, наглые мужские руки, поросшие темными волосками.
Ну а что оставалось делать? Жизнь вокруг менялась со скоростью света, наступал уже девяностый год, материнский НИИ дышал на ладан и вот-вот должен был развалиться. А на зарплату уже нельзя было купить и палку колбасы. И Кира как-то постепенно стала основным кормильцем в семье. Модельный бизнес, эскорт, закрытые вечеринки, посиделки в сауне, шикарные платья, шампанское по 1000 долларов за бутылку, иномарки, толстопузые хозяева жизни с синими куполами на груди, дорожки кокаина, занюханные с помощью стодолларовой купюры, – это работа. Не самая лучшая на свете – утомительная, нездоровая, нестабильная, – но работа. У многих и того нет – книжки вон из семейной библиотеки распродают или в Турцию челноками гоняют. А она зарабатывает – и зарабатывает неплохо. А каким способом – не ваше дело. А час ее еще пробьет, вот увидите. Будут еще в ее жизни и Голливудские холмы, и Елисейские Поля. Все будет, надо только дождаться.
