Вот только Кира была вовсе не уверена, что ревнивому и самолюбивому Ленчику понравится эта идея. Она видела уже, как Шувалов капризно поджал губы, сдвинул свои тщательно выщипанные брови и приготовился возразить. Но тут Виталик, подмигнув Кире из-за его плеча, обхватил обиженного модельера за шею и страстно зашептал ему в ухо:
– Леня, ты же такой великодушный, отзывчивый. Ты же романтик в душе, я тебя знаю. Неужели мы с тобой не поможем Кире, ты вспомни, сколько раз она нас выручала? А тут не просто какая-то услуга, тут любовь! И девочка талантливая, чуткая, с чувством прекрасного – Кира в таких вещах разбирается. Кто, как не ты, сможет лучше подтолкнуть, направить начинающего дизайнера? Подумай, ведь ты сможешь стать для нее крестным отцом – в смысле творчества, конечно. И сберечь их с Кирой пылкое чувство…
От этих речей глаза у Шувалова тут же подернулись мечтательной дымкой. Он весь как-то расслабился, разулыбался и явно «поплыл» от нарисованной ему Виталиком картины. Покрасоваться перед самим собой, побыть в роли благодетеля, даже в каком-то смысле мецената и покровителя влюбленных, видимо, показалось ему невероятно лестным. Виталик, похоже, за годы, проведенные вместе с первым московским кутюрье, изучил его вдоль и поперек, и отлично знал, на какие кнопки нужно надавить, чтобы добиться своего.
– Ну я не знаю, – забормотал Шувалов. – Это очень поспешное решение. Нужно сначала посмотреть ее работы, я не могу брать к себе кого попало.
Но Кира видела, что сопротивляется он уже постольку-поскольку, на самом же деле согласится со всем, что, ласкаясь и сдабривая свои речи щепоткой лести, внушит ему Виталик.
– Ленечка, – подключилась она. – Ты бы меня очень выручил. Ну сам подумай, стать лицом Ямамото… Ведь это ты, можно сказать, дал мне дорогу в жизнь, ты меня к этому вел… – Кира несла все, что приходило в голову, лишь бы потрафить непомерно раздутому эго Ленчика и склонить его на свою сторону.
– Ну, хорошо, – сдался наконец Шувалов. – Хорошо, уломали. Пользуетесь тем, что у меня слабость к натуральным блондинам, никогда не мог вам, чертям, сопротивляться. Пускай приходит твоя Марина со своими работами, я посмотрю, в какой отдел можно ее направить.
Виталик издал победный вопль и смачно поцеловал Шувалова в щеку. Тот же с притворным раздражением отпихнул его, встал с дивана и удалился в спальню. Ему, видимо, еще самому нужно было пережить этот внезапный всплеск великодушия.
Провожать Киру до дверей отправился Виталик. Уже в прихожей, среди высоченных – от пола до потолка – зеркал, та обернулась к нему. Виталик стоял, привалившись плечом к золоченой раме зеркала, и смотрел на Киру с каким-то веселым интересом.
– Спасибо, – серьезно сказала ему Кира.
Виталик тут же изобразил замысловатый шутовской поклон – мол, рад стараться, обращайтесь, моя прекрасная леди.
– Слушай, – продолжила Кира, не купившись на его привычные паясничанья. – Виталик, тебе-то это все зачем? Чего ради ты решил мне помочь? Я же знаю, тебя роль благородного спасителя оступившихся совсем не прельщает.
Виталик же в ответ дернул плечами и вдруг отозвался, искренне, без этих своих обычных ужимок:
– Так я же вроде как виноват перед тобой. Помнишь, ты меня, идиота провинциального, привечала, в обиду не давала, учила уму-разуму. А я… Да ты не фыркай, Кирка, я же помню, какие у тебя глаза были, когда я в то утро из ленчиковской спальни выкатился. Ну и вот…
Кира изумленно взглянула на него. Признаться честно, ей и в голову не приходило, что дурашливый шуваловский протеже чувствовал перед ней вину за тот давний случай, за ее разбитые фантазии. Неужели за годы, проведенные в модельном бизнесе, она настолько привыкла к правилу «человек человеку – волк», что и сама разучилась видеть в людях хорошее? Очерствела душой, озлобилась?
– Да брось ты, Виталик… – растерянно протянула она. – Я уже и забыла…
– Зато я не забыл, – неожиданно серьезно возразил он. И вдруг шагнул к Кире, обнял ее за плечи и коротко поцеловал в висок. – Поезжай в Японию, Кирка, и не волнуйся ни о чем. Присмотрим мы за твоей Мариной.
– Спасибо, – внезапно охрипшим голосом снова выговорила Кира и вышла за дверь.
Улетала Кира в конце августа.
Она долго не решалась сказать Марине о приближающемся отъезде, сначала ждала, пока ту выпишут из клиники, потом решила для начала обрадовать ее предложением Шувалова. Но Марина, чувствовавшая Киру, казалось, всей кожей, все последние недели посматривала на нее настороженно, будто ожидая удара. И, услышав о том, что ей назначено собеседование у Шувалова, не выдержала наконец.
– Кира, миленькая, – взмолилась она, обхватив Киру за шею и прижимаясь к ней всем телом. – Скажи уже мне, что случилось. Что с тобой? Я же чувствую, я не могу больше гадать.
И Кира, как в омут с головой, выложила ей все – о победе в конкурсе, о контракте с Ямамото, об отъезде в Японию как минимум на два года.
– Я буду приезжать, – тут же твердо пообещала она. – Как только удастся вырваться, сразу же. И ты сможешь прилетать ко мне. Мы тебе загранпаспорт сделаем, я денег вышлю на билет. Может быть, со временем мне вообще удастся тебя туда перевезти.
Она видела, что с каждой ее новой репликой лицо Марины как будто все больше мертвеет. Бледнеет кожа, опускаются уголки губ, клонится голова. Выслушав ее до конца, та лишь кивнула и улыбнулась отважно:
– Кира, это же замечательно! Я ужасно рада за тебя. Такой шанс…
И Кира, почувствовав, как что-то оборвалось внутри, порывисто обняла ее, зашептала в спутанные темно-русые волосы:
– Никуда я не поеду. Все, забудь, ерунда…
Марина же отчаянно замотала головой:
– Как это – не поедешь? Ты столько об этом мечтала, столько к этому шла.
– Да не нужна мне эта Япония, подумаешь. У меня и здесь все неплохо складывается, – фыркнула Кира.
И тогда Маринка взяла ее лицо в ладони, повернула к себе, не давая отвести взгляд:
– А если бы не я… Если бы не мы, ты бы поехала?
– Что за идиотский вопрос, – рассердилась Кира. – Как я могу рассуждать, что было бы, если бы не ты. Тогда бы вообще все было по-другому…
– Если бы не я, ты бы поехала, – уверенно сказала Марина. – А я не хочу быть в твоей жизни человеком, из-за которого ты чем-то пожертвовала. Я себе этого не прощу. Да и ты, Кирка, ты же сама мне этого не простишь. Я тебя знаю. Сколько времени пройдет, прежде чем ты скажешь: «Я от всего ради тебя отказалась, а ты…» Сколько времени пройдет, прежде чем я начну орать: «Нечего попрекать меня своей жертвой»?
Хуже всего было то, что Кира понимала – она права. И потому не могла спорить достаточно убедительно. А Марина это чувствовала.
– Безысходность какая-то… – через силу выговорила она, умудрившись все-таки вывернуться из Марининых рук и отойти к окну. – Зачем только я подала заявку на участие в этом чертовом конкурсе?
