– Влада, подумайте, вы ведь сами понимаете, что ребенку нужен дом, спокойная размеренная жизнь. Тем более теперь, когда она только что потеряла отца. Я понимаю вас – вы человек из другого мира, и все наши традиции и условности вам чужды. Вас они только обременяют, не дают развиваться творческому процессу. Но поймите и нас – и прежде всего подумайте о благе дочери. Хорошо ли будет, если мы сейчас затеем громкий судебный процесс, будем расшатывать психику и без того травмированного ребенка, рвать ее на части? Поверьте, все мы любим эту девочку, я лично готова буду переехать сюда, в этот дом, и посвятить себя ее воспитанию. Вы можете не сомневаться, что Сандра всегда будет получать все самое лучшее. И я ни в коем случае не стану препятствовать вашему общению. Никто не гонит вас отсюда, вы сможете приезжать в любое время, жить столько, сколько вам будет угодно, забирать Сандру на летние каникулы. Я лишь настаиваю, чтобы постоянно она жила здесь, в привычной ей обстановке, по привычному расписанию. От этого всем будет лучше и ей – прежде всего.
– Вы так уверены, что самое главное в жизни ребенка – это порядок? – спросила я, чувствуя, как подрагивает голос. – А как же близость матери? Живое человеческое тепло? Это, по-вашему, ничего не значит?
– А вы уверены, что способны дать ей это тепло? – осведомилась леди Агата. – Возможно, я ошибаюсь, но до сих пор я не видела между вами особенной близости. Вы, Влада, человек жесткий, независимый, на первом месте для вас всегда будет стоять ваше искусство. И поверьте, я вас за это не виню. Но подумайте, так ли много потеряет Сандра, если не будет постоянно проживать вместе с вами. В конце концов, до недавнего времени вы не так часто баловали Англию своим присутствием. Воспитывала ее в основном гувернантка Джейн, которая, несомненно, при любом исходе ситуации останется в доме, и Генри, которого… увы, больше нет с нами.
Тут она попала в точку, чертова старая карга! Ткнула прямо в больное место и не погнушалась провернуть в ране нож. Она будто выудила каким-то образом у меня изнутри все мои страхи, все сомнения и теперь безжалостно раскладывала их тут, на старинном полированном столике, брезгливо перебирая сухими бледными пальцами.
И я с ужасом понимала, что верю, верю в то, что она говорит. Верю, что мой кривой ущербный материнский инстинкт не даст мне наладить с дочерью душевный контакт. Что она будет со мной несчастна, одинока, не устроена. В конце концов, я ведь не питала иллюзий на счет того, что близость матери, любой матери, является таким уж абсолютным благом для ребенка – взять хотя бы Таньку и ее жизнь до отъезда в Штаты. Так с чего же я решила, что именно моя близость, жизнь со мной перевесит для Сандры все плюсы проживания в родном доме, в родной стране, в привычных условиях?
– Вы ведь сами понимаете, что я права, – вкрадчиво, словно гипнотизируя, проговорила леди Агата, нависая надо мной.
Когда она успела подняться с дивана, подойти ко мне вплотную?
У меня кружилась голова, во рту стоял металлический привкус. Я уже не понимала, что со мной происходит, мироздание раскалывалось пополам, и где правда, где заблуждения, было теперь неизвестно. Я словно со стороны услышала, как мой голос произнес бесцветно:
– Хорошо. Хорошо, я оставлю Сандру здесь, с вами.
И леди Агата вдруг выдала на лице какое-то подобие настоящей радостной улыбки.
– Вот и хорошо, моя дорогая. Так будет лучше для всех, помяните мое слово.
Уезжала я ранним ноябрьским утром. В окнах дома брезжил поздний рассвет – видно было, как багровеет полоса неба вдалеке, над холмами. Старый бук во дворе стучал в стекло голыми ветками. В холле пахло по-отъездному – холодом с улицы, кожей от чемоданов и почему-то дымом.
Леди Агата к этому времени уже перебралась в наш дом и тут же завела свои порядки – вернее, восстановила те, что были при их с Генри матери. Прислуга теперь ходила вышколенная и лишний раз не поднимала глаз, помимо привычного нам персонала, леди Агата перевезла в дом своего повара, свою экономку и садовника, который поспешно стриг в саду разросшиеся при нас с Генри вечнозеленые кусты и засыпал гравием дорожки. Порой мне начинало казаться, что и сама Агата, заполучив власть над родовым гнездом, как-то успокоилась и подобрела, будто бы оказалась наконец на своем месте. Наверное, так оно и должно было быть, из меня бы точно не вышла чопорная британская помещица.
В плане отношений с Сандрой упрекнуть мне ее было не в чем. Она явно любила девочку, хоть и проявляла это со все той же британской сдержанностью, заботилась о ней, следила за всеми ее делами – к чему я, надо признать, относилась со свойственной мне безалаберностью. Можно было не сомневаться, что после моего отъезда с Сандрой все будет в порядке, может быть, даже в большем, чем при мне.
Дочь вышла попрощаться со мной еще в пижаме, теплая со сна. Немного покуксилась – жалко расставаться. Но я видела по ее лицу, что делает она это больше для порядка.
– Ты за меня не волнуйся, мамочка, – прошептала она мне в волосы, крепко обнимая своими ручками за шею. – Мы, знаешь, сегодня с тетей Агатой в детский театр поедем. Она обещала.
– Это здорово, – хрипло пробормотала я в ответ. – Сашенька, я… Я обязательно приеду на Рождество.
– Сандра, – поправила дочь и беззаботно добавила: – Хорошо. И знаешь что? Привези мне в подарок набор «Лего Гранд-отель», ладно?
– Ладно.
– Сандра, детка, пора умываться, – окликнула мою дочь Агата.
И та, в последний раз чмокнув меня в щеку, убежала вверх по лестнице.
А я, подхватив чемодан, вышла за дверь в холодный осенний рассвет.
Вот так и закончилась моя десятилетняя семейная жизнь, вырванные у судьбы годы в роли жены и матери. Я вдруг снова почувствовала себя, как в тот мой первый приезд в Лондон, когда стояла на Пикадилли и ошеломленно оглядывалась по сторонам. Вечный странник, без родины, без семьи, без собственного угла. Вечный перебежчик, живущий лишь звучащими в голове голосами выдуманных людей. Вечный проситель, пытающийся сторговаться с неумолимым временем – ну пожалуйста, ну еще минуту, еще миг. И снова, и снова получающий отказ.
2017
– Ну как ты? – спрашивает меня Танька, когда мы наконец оседаем за столиком того самого кафе, смутившего меня своим названием.
Раньше я о нем не знала. Собственно, почти все они, московские кафе, мне незнакомы. Этот город, бывший мне когда-то родным, теперь стал всего лишь одним из городов мира. Местом, где я нахожу временное пристанище перед тем, как пуститься в очередной забег. Париж, Рим, Мадрид, Сан-Франциско, Стамбул, Токио… Особняком для меня стоит только Лондон – там Сандра.
– Хорошо, – улыбаюсь я. – Последние полгода провела в Южной Африке. Очень интересно, начал вроде бы проклевываться новый сюжет.
– За него тебе уже наверняка дадут Нобелевку, – вставляет Кира, гоняя вилкой по тарелке листья салата.
Это старая привычка, оставшаяся у нее еще со времен модельной карьеры. Никаких сложных углеводов, строгий подсчет калорий. Даже теперь, сделавшись хозяйкой известного по всему миру бренда элитных аксессуаров, предметов интерьера и авторских кукол, даже теперь, когда ее благосостояние не зависит больше от четких параметров модельной внешности, в Кире все еще живет привычный страх расслабиться и разом все потерять.
