– А ты злая, – сказал я. – Ты очень злая, Галя! А я и не знал.
– В общем, так, – устало ответила она. – Ты меня очень разочаровал, Максим. Да ладно я. А про Ларису ты не подумал?
– Я вам не раб на галерах, – взвизгнул я. – И не тебе судить о творческом выгорании! А про разочарование, дорогая, – у меня не было цели тебя очаровывать!
Это было грубо и зло. Но сдерживать себя я больше не мог. Я смотрел на Галку и чувствовал, что между нами огромная, бездонная и безнадежная пропасть. Такая, что мне стало страшно.
– Какая же ты сволочь, Ковалев! – с горечью ответила жена. – Как же так можно? Неужели ты так и не понял, что…
Я ее перебил:
– Что, собственно, я так и не понял? Что мой успех – только ваша, Галина Павловна, заслуга? Что без вас, дрожайшая, не было бы меня?
Она внимательно разглядывала меня, словно видела впервые.
– Нет, я не об этом, – с болью в голосе сказала она. – Я о том, как я старалась, чтобы у тебя было все – удобства, комфорт, окружение. Чтобы ты ни о чем больше не думал – только писал! Только работал. И все! А весь быт и всю прозу жизни, если ты это заметил, я добровольно взяла на себя, чтобы тебе было проще!
– Премного благодарен! – продолжал паясничать я. – Только скажи мне честно – я тебя об это просил? О сумасшедшем ремонте в квартире? Об антикварной мебели? О письменном столе за пятьсот тыщ? Об этом доме? – Я обвел глазами гостиную. – Я тебя об этом просил? Мне были нужны твои «нужники», твои «значительные» и статусные друзья? Мне были нужны эти пафосные рестораны с немыслимым чеком? Костюмы за пять тыщ долларов? Свитера по триста евро? Разве это сделало меня, нас – счастливыми? Ну если начистоту!
Жена рассмеялась скрипучим и злым смехом.
– А! Понимаю! Ты же у нас бессребреник! Аскет, мать твою! Ты же привык на газетке! С заштопанными локтями! Куда там мои друзья! Барахло, а не люди! Только вот живут они по-человечески, понимаешь? И стремятся так жить! И это совсем не мешает им делать карьеры и быть в обойме! Совсем! И еще – довольны и счастливы их близкие! Впрочем, для тебя это не важно. Мои друзья тебя не устраивают, – она усмехнулась. – Пустые, недалекие люди, думающие о наживе! Ну зато у тебя друзья – твои сумасшедшие бабы! Конечно, сплошной мед на израненное сердце. Такие оды поют – просто слезы из глаз!
Я почувствовал, как затрясся от злобы:
– Ты читала мою переписку? – Кажется, я зарычал. – Да как ты посмела! Это же низко!
– Низко? – с улыбкой осведомилась жена. – Ах, да! Там столько интима, я понимаю! Дорогой Максим Александрович, великий знаток человеческих душ! Я несчастная вдова, которую вы буквально вытащили из петли! Ах, и скольким людям вы украсили жизнь! Без вас – да просто удавка! Вы ж гений! Колосс! Человечище просто! Что там Толстой рядом с вами – пацан!
Я закурил, пытаясь унять дрожь в руках, и с удивлением разглядывал свою жену – женщину, с которой прожил много лет. С которой спал, ел, говорил. Которую целовал перед сном, обнимал и по которой скучал, когда ее не было рядом. Всю жизнь она ненавязчиво объясняла мне, что я без нее пропаду. Мило намекала, сколько сделала для меня. Что, кстати, чистая правда! Но разве об этом нужно напоминать?
Я видел, сколько презрения в ее глазах, сколько раздражения, злости и даже ненависти. Как же мне стало так горько!
– Галя! – тихо сказал я. – А как ты можешь судить? Ведь ты не прочла ни одной из моих книг!
Она, кажется, на секунду смутилась, но тут же взяла себя в руки.
– Слушай, Ковалев! Ты мне мозги не запудривай! Короче, так! Я уезжаю. Находиться рядом с тобой невыносимо. Не могу больше слушать твою ложь и видеть опухшую морду. Живи, как знаешь! И кстати! Ларисе ты будешь звонить сам! Слышишь, сам! И ей рассказывай байки – может, посочувствует? А с меня, знаешь, довольно, хорош!
У меня тоже… творческое выгорание! Надоело быть нянькой и получать за это плевки. Пей, валяйся на диване. Пиши своим сумасшедшим теткам. Авось поймут, пожалеют! Кстати! А ты с этой учителкой, часом, не закрутил? А что? Вы бы были отличной парой: страдающий гений, спаситель душ, и одинокая и несчастная вдова. Чем не пара? – И она засмеялась.
Меня трясло, но я улыбнулся.
– Знаешь, Галка, – я на минуту задумался, – а как ни маскируйся, все равно это навсегда! Как ни старайся!
– Что – навсегда? – удивилась она.
– Эти твои торгашеские замашки.
И я увидел, как она побледнела, и ее глаза вспыхнули от злобы и негодования. А я потушил сигарету и пошел на второй этаж. В свой кабинет. Я слышал, как она заказывала такси, как хлопала дверьми, гремела посудой. А я лежал на диване и смотрел в потолок. Наконец подъехала машина, и хлопнула калитка.
Я облегченно выдохнул и тут же испугался – я снова остался один.
Вечером я купил бутылку паршивого коньяка – другого в сельпо не было – и снова напился. «Никуда я не поеду, – думал я, – она права – кишка тонка! Какое Масолово, господи! Ну и окей! Буду валяться и пить. А что? Совсем неплохо. Для человека, потерявшего все: жену, работу, смысл жизни».
И с этими мыслями я уснул, успев перед этим подумать, что мне будет страшно проснуться.
Разбудил меня телефонный звонок. Я с трудом разлепил глаза и глянул на часы – ого, половина первого дня! Нашарив мобильник, посмотрел на дисплей – жена.
– Послушай, Максим! – Она говорила торопливо, быстро, словно боялась, что я отключусь. – Макс, послушай! Все в жизни бывает, правда? Мы ведь не дети и все про это знаем.
Я молчал. Голова раскалывалась, и я думал только об одном – пить! Душ, две кружки зеленого чая, а уж потом – крепкий кофе.
– Максим! Я все поняла! Ты заболел, это бывает. У творческих и талантливых людей даже чаще, чем у всех остальных! У тебя депрессия, Макс! Не пугайся. Это сейчас у всех. И лечится это на раз – я уже говорила с врачом. Потрясающий врач, психиатр. К нему не пробиться – лечит всю элиту: актеров, политиков, писателей. Говорят – творит чудеса, поднимает на ноги за пару месяцев. Мне дал его Зеленодольский. У него, оказывается, это было! Чуть руки на себя не наложил, представляешь?
Я молчал и морщился, чувствуя, как ее фразы отдаются в моей больной голове.
– Макс, ты меня слышишь? – повторила с напором она.
– Я тебя слышу, Галя! – прохрипел я.
Она помолчала, понимая, что я снова напился. Но сдержалась, никаких комментариев. Я оценил – моя жена – кремень.
– Макс, – продолжала она, – в общем, так. Я договорилась с этим светилой, и завтра он примет тебя. Точнее, нас. В три на Покровке, слышишь? Ну отвечай, не молчи! И нечего этого стыдиться! Вот поэтому мы так и поругались, Максим! Прости, что сразу не поняла! Я помогу тебя, Макс! Але, ты меня слышишь?
– Я тебя слышу. И не извиняйся, Галя, – ответил я. – Да, и еще! Оставь меня, пожалуйста, в покое. Просто оставь, и все, очень тебя прошу! Ты права – чего не бывает в семейной жизни? Только спасать меня не надо, слышишь? Просто не надо, и все. Хватит быть Суперменом, Галя! Спасателем Малибу – побереги свои силы. В конце концов, у тебя есть сын, внучки. Живи и радуйся! Ты ведь и вправду замучилась со мной. Ну и мне хватит мучить тебя. А то несправедливо как-то получается: ты мне – все, а я тебе одно сплошное дерьмо! И помни – я тебе за все благодарен, честное слово! Ну не повезло тебе с мужем, что делать. В очередной раз не повезло. Только теперь я сам, дай мне такую возможность. Ты меня столько раз спасала, Галя. А вот теперь оставь меня. Извини.
