– Ты голодная? Разогрей себе суп…
– Потом.
Есть Вите совершенно не хотелось. Она вспомнила оставленные Сергею Валентиновичу пирожки и внутренне застонала: «Ну как можно быть такой дурой? Пирожки! И вообще вела себя как… как ребенок! Несла невесть что, краснела, глупо хихикала… То-то он все время посмеивался…» Посмеивался, да. Но смотрел совсем не как на ребенка. Вита это прекрасно заметила. Она знала, что хороша собой, и привыкла к восхищенным взглядам мужчин.
Вита заглянула к отцу, хотела было рассказать ему про Сергея Валентиновича, но передумала. Нет, пусть это будет ее тайной. Не в силах усидеть на одном месте, она слонялась по квартире, потом замерла около книжных полок, занимавших целую стену в широком коридоре, – на стене напротив висело огромное зеркало, доставшееся им в наследство от съехавших соседей, поэтому казалось, что книг неимоверное количество. Их и на самом деле было много. Вита открыла стеклянные створки, зажмурилась и провела рукой по корешкам, вытащив первый попавшийся томик – она любила погадать на случайной книге. Развернула, ткнула пальцем в середину страницы и только тогда открыла глаза. Прочла что попалось и снова зажмурилась: нет, не может быть! Так не бывает! Вита побежала к себе, прижимая к груди томик Пушкина в красном тисненом переплете, залезла с ногами на кровать, тяжело вздохнула и раскрыла книгу. Щеки у нее горели, губы дрожали, горло перехватывало, а строчки расплывались перед глазами – она снова и снова читала вслух строки из письма Татьяны к Онегину:
Ты в сновиденьях мне являлся,
Незримый, ты мне был уж мил,
Твой чудный взгляд меня томил,
В душе твой голос раздавался
Давно… нет, это был не сон!
Ты чуть вошел, я вмиг узнала,
Вся обомлела, заплыла
И в мыслях молвила: вот он!
Наконец она рухнула на подушку – острый угол переплета больно впился ей в грудь – и заплакала от восторга счастливыми девичьими слезами:
Другой!.. Нет, никому на свете
Не отдала бы сердца я!
То в высшем суждено совете…
То воля неба: я твоя!
На следующий день Сергей так и ахнул, когда перед ним снова возникла Вита – на том же месте, в тот же час, прямо как в песенке. И не ожидал, что так сильно обрадуется, даже покраснел от неожиданности. Вита тоже сияла, глядя на него:
– Так и знала, что найду вас здесь!
– Здравствуйте, Тотоша!
– Сергей Валентинович, вы нарочно, да? Я Витоша. Но лучше Вита.
– Вы сегодня без пирожков?
– Без пирожков. А вы есть хотите? Могу сбегать за мороженым.
– Да нет, это я так. Как вы вчера прогулялись?
– Хорошо. А вы сейчас домой пойдете?
– Не совсем. А что?
– Ну, я подумала… Может, пройтись с вами? А то я не знаю, где это – Сивцев Вражек!
– Нет, я сейчас должен зайти к сестре. Но вы можете немного прогуляться со мной по улице Горького, хотите?
– Очень хочу!
Вита счастливо улыбалась, и Сергей с трудом удержался, чтобы не поцеловать ее в розовую щеку. Ему даже показалось, что девушка почувствовала его желание – на секунду прикрыла глаза и коротко вздохнула. Да, плохо дело!
Они медленно шли по Моховой, поглядывая друг на друга, а на углу Вита вдруг остановилась:
– Ой, я забыла, еще вчера хотела спросить. Вы же наверняка знаете моего папу?
– Вашего папу?
– Да! Николай Аристархович Смирнов. Знаете?
Сергей остановился и закрыл глаза. Потом снова посмотрел на Виту – как же он сразу не понял? Ну да, они не виделись… сколько? Семнадцать лет! Вита просто копия матери, теперь Сергей ясно это понимал. Черт побери!
– Вы… дочь… Веры? – медленно произнес он, чувствуя, как ледяной холод проникает ему в душу. Это возмездие, не иначе!
– Да… – удивленно ответила Вита, с тревогой вглядываясь в помрачневшее лицо Сергея. – Вы и маму мою знаете?
– Знал. Это было давно. Мы дружили, – сказал он и сам поморщился от своего вранья. – Мы все – ваш отец, мама и мы с сестрой.
Что же теперь делать? Весь мир померк вокруг Сергея. А он-то полночи мечтал о счастье! Беда.
– Сергей Валентинович, вам плохо?
В голосе Виты звенел испуг и чуть ли не слезы. Нет, не надо ее пугать!
– Ничего, все в порядке. Я просто вспомнил, что у меня была назначена встреча на кафедре. Надо вернуться. Вы уж простите меня! Сегодня у нас не получится погулять. Не обиделись?
– Нет, – растерянно ответила Вита. – Тогда как-нибудь потом, да?
– Да-да, непременно. Вы идите. А я вернусь. Идите, девочка.
– Хорошо. Но с вами точно все в порядке?
– Не волнуйтесь.
Он быстро повернулся и двинулся к университету. У ворот оглянулся – Виты не было видно, и он направился дальше, свернул на Герцена и прошел переулками, направляясь к новому дому рядом с бывшим Саввинским подворьем, где жила Ольга со своим Мишуком – как раз над «Академкнигой». Впрочем, дом был новым только для Сергея, уже лет пятнадцать возвышался он на обновленной улице Горького. Пока шел, Сергей все думал о себе и Вите, о Николае и Верочке – о том, как бы распутать этот клубок, в который сплелась их жизнь. Сам и сплел, винить некого! Ольга открыла дверь сразу, Сергей еще и руку не донес до звонка. Конечно, она мгновенно все увидела:
– О-о! Ну-ка, ну-ка, дай взглянуть как следует.
Сергей усмехнулся и позволил ей всмотреться.
– Неужели? А я подумала – показалось! Надо же, братец влюбился! И кто она? Кто? – изумилась Ольга, а Сергей кивнул:
– Да, это дочь Веры. Наверное, Господь решил меня наказать.
– Ну да, а то мало было! Пойдем-ка, поговорим.
Ольга увела брата в свою комнату и присела рядом, с тревогой глядя на него блестящими голубыми глазами, подведенными по новой моде черными стрелками-ласточками. Пышное белокурое каре волос, розовая помада; короткое, едва прикрывающее колени голубое платье, нитка жемчуга. Ольга словно сошла со страницы модного журнала и была вполне готова к приему гостей. Последняя деталь – туфли-лодочки на высоких каблуках-гвоздиках пока еще стояли у гардероба, а стройные ноги украшали уютные домашние тапочки с пушистыми розовыми помпонами.
– Хороша! – сказал брат. – Просто картинка! Больше двадцати пяти тебе никак не дашь.
– Да ладно тебе комплименты говорить! Как ты сам-то?
– В полном расстройстве. Представляешь, я ее не узнал!
– Как ты мог узнать? Девочке сколько лет-то было, когда ты к ним заезжал? Три годика?
– Оля, она просто копия Верочки!
– Что ты говоришь… Но ты и Веру давно не видел!
– Семнадцать лет. Но дело не в этом. Она совсем другая. Характер другой. В ней очень много от Николая.
