Мне нельзя допустить моих читателей до предположения, что обитательницы Малого дома были равнодушны ко всем этим соображениям. Иные женщины сильного ума, с высоко настроенными философскими стремлениями действительно оставались бы равнодушными к подобным вещам, но мистрис Дель не имела этого свойства, как не имели его и ее дочери. Блага сего мира и в их глазах имели свое значение, и они умели ценить привилегию стоять в общественной жизни несколькими ступеньками выше своих знакомых. Они были неспособны пренебрегать теми выгодами, которые до сих пор представлял им случай. Они не могли радоваться ожидавшей их впереди сравнительной бедности, но в то же время не могли они и купить за предложенную цену того довольства и тех удобств, которые хотели теперь покинуть.
– Не лучше ли будет, мама, если вы сами напишете дяде? – спросила одна из сестер.
На это мистрис Дель не согласилась, на том основании, что затруднялась написать письмо, которое было бы вполне вразумительно, а потому положила лучше увидеться с сквайром на следующее утро.
– Это свидание будет ужасно, – сказала она, – но не будет продолжительно. Я не столько боюсь того, что он будет говорить в ту минуту, сколько горьких упреков в выражении его лица, когда впоследствии придется мне с ним встретиться.
Итак, на следующее утро она опять пробралась в кабинет сквайра, но на этот раз без приглашения.
– Мистер Дель, – начала она, приступая к делу несколько конфузясь и скороговоркой. – Я обдумала наш вчерашний разговор и пришла к такому заключению, которое полагаю необходимым сообщить вам без малейшего отлагательства.
Сквайр тоже обдумывал о том, что произошло между ними вчера, и много перестрадал в это время, но его думы не имели в себе ни горечи, ни гнева. Думы его были не так жестки, как его слова. При всей доброте своей он не умел обнаруживать тех мягких чувств, которые наполняли его сердце. Ему хотелось любить детей своего брата, быть ими любимым, и даже за отсутствием ответной любви он желал быть им полезным. Ему не приходило на мысль сердиться на мистрис Дель после вчерашнего свидания. Разговор шел неприятным образом, да он и не ждал, чтобы для него делалось что-нибудь приятное. Ему и в голову не приходило, что произнесенные тогда слова могли огорчить обитательниц Малого дома. В его понятиях Малый дом должен служить им жилищем точно так же, как Большой дом служил ему самому. Отдавая ему справедливость, надо сознаться, что малейший намек на то, что они пользовались домом по его благодеянию, был далек от его мыслей. Мистрис Харп, которая жила в своем коттедже за половину настоящей цены, почти ежедневно жаловалась на него, но ему никогда и в мысль не приходило возвышать арендную плату, как не приходило на мысль и того, что, не возвышая этой платы, он оказывал старухе особенную милость. Люди всегда казались ему недовольными, неблагодарными, неприятными, и потому он не мог надеяться, что мистрис Харп или его невестка поступят с ним лучше, нежели как с ним вообще поступали.
– Я буду весьма счастлив, – сказал он, – особливо если это имеет отношение к выходу Белл замуж за своего кузена.
– Мистер Дель, об этом не может быть и речи. Я бы не желала огорчать вас этими словами, если б не была уверена, но я так хорошо знаю свою дочь.
– В таком случае, Мэри, предоставим это времени.
– Разумеется, только никакой промежуток времени не может заставить Белл переменить свое мнение. Но оставим этот предмет, мистер Дель, я должна сообщить вам нечто другое: мы решились выехать из Малого дома.
– Вы решились на что-о? – спросил сквайр, глядя на невестку во все глаза.
– Мы решились выехать из Малого дома.
– Выехать из Малого дома! – сказал он, повторяя ее слова. – И куда же вы намерены выехать?
– Думаем переехать в Гествик.
– А почему?
– О, это так трудно объяснить. Я прошу вас принять факт, как я его передаю, не спрашивая о причинах, из которых он сложился.
– Но это невозможно, Мэри. В таком деле, как настоящее, я должен требовать объяснения причин, я должен сказать вам, что, по моему мнению, вы не исполните вашего долга к своим дочерям, приведя в исполнение такое намерение, – разве только побудительные причины к тому в самом деле очень сильны.
– Они очень сильны, – сказала мистрис Дель и остановилась.
– Ничего не понимаю, – сказал сквайр, – не могу принудить себя к мысли, что вы говорите серьезно. Разве вам неудобно в Малом доме?
– Мы имеем в нем удобств гораздо более, чем можно рассчитывать на них при наших средствах.
– Я всегда думал, что вы отлично распоряжались вашими деньгами. Вы никогда не входите в долги.
– Правда, я никогда не вхожу в долги, но речь не о долгах. Дело в том, мистер Дель, мы не имеем права жить в Малом доме, не платя за него аренды, не можем жить там, если бы и платили ее.
– Да кто вам говорит об аренде? – спросил сквайр, вскакивая со стула. – Кто-нибудь оболгал меня за углом?
Его еще не озарил ни один луч истины. Ни малейшей идеи не приходило ему в голову, что родственники считали необходимым оставить его дом вследствие слов, им самим произнесенных. Он никогда не считал себя в каком-либо отношении особенно великодушным к ним, но находил весьма бессмысленным оставить дом, в котором они жили, даже и в таком случае, если бы его негодование против них было сильно и горячо.
– Мэри, – сказал он, – я должен требовать объяснения всему этому. Что касается до вашего отъезда, то это совершенно невозможно. Где же вам может быть лучше или, по крайней мере, так же хорошо, как здесь? Вы хотите переехать в Гествик, но какая там может быть жизнь для ваших дочерей? Я все это отвергаю как вещь несбыточную, и, во всяком случае, я должен знать, что вас понудило решиться на такую меру. Скажите мне чистосердечно – не наговорили ли вам чего-нибудь дурного обо мне?
Мистрис Дель приготовилась встретить сопротивление и упреки, но в словах сквайра выражалась такая решимость, его манеры обнаруживали столько умения господствовать над другими, что она тотчас поняла всю трудность своего положения. Она начала бояться что у нее не станет сил выполнить свое намерение.
– Уверяю вас, мистер Дель, что это совершенно не так.
– Так в чем же дело?
– Я знаю, что всякая попытка объяснить вам его только рассердит вас, и вы будете мне противоречить.
– Что я рассержусь – это весьма вероятно.
– И все же я не могу изменить моего намерения. Поверьте, я стараюсь только поступить справедливо в отношении вас и моих детей.
– На меня не обращайте внимания, ваша обязанность думать о детях.
– Конечно так, и, исполняя это, они во всем со мною согласны.
Приводя такие аргументы, мистрис Дель обнаружила свою слабость, и сквайр не замедлил воспользоваться ею.
– На вас лежит обязанность в отношении к детям, – сказал он, – но это еще не значит, что ваша обязанность состоит в том, чтобы дозволить им действовать по минутной прихоти. Мне понятно, что они могут увлечься какими-нибудь романтическими пустяками, но увлечение с вашей стороны совершенно непонятно.
