– А я потому-то и люблю их, что они слишком приторны. В проповеди, например, говорится не о том, что вы есть на самом деле, а о том, чем вы должны быть; в романах говорится не о том, чего вы должны достигать, а о том, чего бы желали достичь.
– Уж если это так, то я охотнее воротилась бы к старой школе и желала бы видеть героиню романа настоящею героиней, которая идет пешком всю дорогу от Эдинбурга до Лондона и попадает в руки разбойников или которая ухаживает за раненым героем и в то же время описывает битву, глядя из окна. Правда, все это нам наскучило, но уж если иметь перед собой картину жизни, так пусть же это будет картина действительной жизни.
– Нет, Белл, нет! – сказала Лили. – Иногда действительная жизнь бывает очень грустна.
Белл в одну минуту очутилась на полу у ног сестры своей, целовала ее руки, обнимала колена и умоляла, чтобы Лили перестала смотреть на жизнь с такою горечью.
В то утро Лили удалось уговорить сестру рассказать все, что говорил ей доктор Крофтс, и все, что говорила она. Белл намеревалась все высказать, но когда дошла до последней части своей исповеди, ее рассказ начал сильно хромать.
– Мне кажется, я ничего не сказала, – говорила Белл.
– Но молчание всегда означает знак согласия. Он, верно, так и понял, – возразила Лили.
– Нет, он ничего не понял, мое молчание не могло выражать согласия, в этом я уверена. Да и сам он не мог подумать об этом.
– Однако ж ты не имела намерения отказать ему?
– Кажется, имела. Впрочем, я сама не знаю, какое было мое намерение, и потому я показала скорее вид отрицания, нежели согласия. Если я и не сказала «нет», то мое лицо выражало это слово.
– А теперь ты не откажешь ему? – спросила Лили.
– Не знаю, – отвечала Белл. – Не знаю почему, но мне кажется, что потребуются годы, чтобы я на что-нибудь решилась, а он другого предложения не сделает.
Белл все еще была у ног своей сестры, умоляя ее от всей души стараться залечить свою рану, когда вошла мистрис Дель и объявила о приезде доктора.
– Я уйду, – сказала Белл.
– Это зачем? – возразила Лили. – Он просто приехал с утренним визитом, и нет надобности уходить отсюда.
– Извините, доктор Крофтс, вам теперь нет надобности стоять передо мною с часами в руках, теперь я не позволю вам дотронуться до моей руки, и если протяну ее к вам, то, собственно, для одного приветствия. – И Лили протянула ему руку. – По языку моему вы узнаете не больше того, что пришлось бы вам узнать от здорового.
– Поверьте, что я нисколько не забочусь о вашем языке.
– Верю, совершенно верю, только смотрите, доктор, чтобы он не наделал вам хлопот в одно прекрасное утро. Кажется, говорить-то я могу, если мне хочется, не так ли, мама?
– Я полагаю, душа моя, что доктор Крофтс знает это лучше меня.
– Не думаю, есть вещи, которые как-то особенно тяжело даются джентльменам. Однако вы должны присесть, доктор Крофтс, быть как дома и в то же время не забывать известных условий приличия, прежде всего вы должны понять, что вы здесь более уже не господин. Я встала с постели, и господствование ваше кончилось.
– Вот вам образец признательности за добрые дела, – сказала мистрис Дель.
– Да кто же бывает признателен доктору? Он только для того вылечивает, чтобы торжествовать над другим врачом и говорить, проходя мимо какого-нибудь доктора Гроффена: «Вот если бы туда пригласили вас, она была бы теперь в могиле или, по крайней мере, прохворала бы целый год!» Не правда ли? Ведь вы прыгаете от радости, когда пациенты доктора Гроффена умирают?
– Разумеется прыгаю, да еще, как на базарной площади, чтобы все могли видеть, – сказал доктор.
– Ах, Лили, как можешь ты говорить такие ужасные вещи? – спросила сестра.
После этого доктор уселся перед камином. Завязался разговор о предметах немедицинских или только полумедицинских, не относящихся, впрочем, к настоящему случаю. Переходя с одного предмета на другой, разговор коснулся и мистрис Имс и Джонни Имса. Дня два-три тому назад Крофтс рассказал мистрис Дель о происшествии на станции железной дороги, о котором она до той поры ничего не слышала. Мистрис Дель, удостоверившись, что молодой Имс отличнейшим образом приколотил Кросби, не могла удержаться от выражения некоторой похвалы.
– Милый юноша, – сказала она почти невольно. – Милый юноша! Это он сделал по особенной честности своей души! – Мистрис Дель тут же отдала строгое приказание доктору, – приказание совершенно ненужное, чтобы Лили об этом происшествии не говорили ни слова.
– Вчера я был в гествикском господском доме, – сказал доктор, – и граф ни о чем больше не хотел говорить, как только о мистере Джонни. По его словам, в целом мире нет молодого человека лучше его.
При этом мистрис Дель тронула его ногой, боясь, что он распространится о доблестях Джонни.
– Я очень рада, – сказала Лили. – Я всегда говорила, что рано или поздно, но узнают, чего Джонни стоит.
– Леди Джулия тоже к нему расположена, – сказал доктор.
– В самом деле! Что если бы тут составилась партия!
– Лили, можно ли говорить такие нелепости?
– Позвольте, позвольте, как он будет нам приходиться тогда? Да, он, конечно, будет дядей Бернарду и зятем дяде Кристоферу, как это странно, не правда ли?
– Да, довольно странно, – сказала мистрис Дель.
– Надеюсь, что он будет ласков к Бернарду. Не так ли, Белл? И как вы думаете, доктор Крофтс, будет ли он продолжать свою службу в управлении сбора податей?
– Покуда еще я ничего решительно не слыхал.
В этом роде продолжался разговор о Джонни Имсе.
– Шутки в сторону, – сказала Лили. – Я очень рада, что лорд Дегест принял в нем участие. Не потому, чтобы я считала графа лучше кого-либо другого, но потому, что это указывает, что люди начинают открывать и оценивать достоинства Джонни. Я всегда говорила тем, кто смеялся над ним, что увидят, как он поднимется.
Все эти слова глубоко запали в душу мистрис Дель. Если бы только – когда-нибудь, не теперь – ее милая дочь могла полюбить этого нового молодого героя! Но не будет ли последний геройский подвиг его противодействовать всякой возможности подобной любви.
– Теперь мне можно и отправиться, – сказал доктор, вставая со стула.
В это время Белл не было в комнате, но мистрис Дель все еще оставалась там.
– Нет, извините, вам нельзя торопиться, особливо сегодня, – сказала Лили.
– Почему особливо сегодня?
– Потому что это ваш последний вечер. Присядьте, доктор Крофтс. Я намерена вам произнести маленькую речь. Я ее готовила целое утро, и вы должны предоставить мне случай произнести ее.
– Я приеду послезавтра и лучше тогда ее услышу.
