– Я вовсе не думаю о Франции, мы так часто бывали там, – говорила Александрина.
Она желала бы съездить в Неаполь, но Кросби дал ей понять на первом слове, что о поездке в Неаполь и воображать нельзя. Он должен теперь думать об одних только деньгах. С первого шага в новой своей карьере он должен сберегать каждый шиллинг, лишь бы только представилась возможность к подобному сбережению. Такой взгляд на жизнь не встретил со стороны фамилии де Курси ни малейшей оппозиции, напротив, леди Амелия объясняла сестре своей, что им следует проводить медовый месяц, стараясь истрачивать денег не более того, сколько бы понадобилось на расходы в обыденном хозяйстве. Правда, без некоторых вещей обойтись невозможно, – вещей, стоящих довольно дорого. Молодая должна взять с собой нарядно одетую горничную. Квартира в фолькстонском отеле должна состоять из больших комнат, и притом в бельэтаже. На все время пребывания в Фолькстоне должна быть нанята карета, несмотря на то, нужно сберегать каждый шиллинг, трата которого не будет бросаться в глаза внешнему миру. О, боже, избави нас от положения тех людей, которые, при малых средствах, стараются казаться богачами!
С помощью небольшой взятки Кросби успел получить для себя и для жены удобное отделение в вагоне. Подобрав как следует пышный наряд леди Александрины и заняв место против нее, Кросби вспомнил, что ему никогда еще не приводилось находиться с ней наедине. Ему часто случалось танцевать вместе с ней, оставаться при ней на несколько минут в антрактах французской кадрили, он ухаживал за ней в многолюдных гостиных и однажды выбрал минуту в замке Курси объявить свое желание жениться на ней, несмотря на обещание, которое дано было Лилиане Дель, но он никогда не прогуливался с ней, как с Лили, по целым часам, никогда не говорил ей о правительстве, о политике, о книгах, никогда и она не говорила с ним о поэзии, о религии и обязанностях женщины, об удобствах и неудобствах жизни. Он знал леди Александрину лет шесть или семь, и в то же время не знал ее, и может статься, не узнает так, как узнал Лили Дель в течение каких-нибудь двух месяцев.
И теперь, когда она сделалась его женой, о чем бы ему с ней поговорить? Оба они вступили в союз, который должен обратить их на всю жизнь в одно тело и в одну душу. Друг для друга они должны быть все и во всем. Но каким же образом начать ему свое новое поприще, свою новую жизнь? Прямо против него сидела она, жена его, кость от его кости, о чем бы начать с ней разговор? Заняв свое место и укутав свои и ее колени и ноги прекрасным меховым пледом с малиновым убором, он невольно подумал, как несравненно было бы легче начать разговор с Лили. Лили вся бы обратилась в слух, во внимание и приготовилась бы со всею быстротою отвечать на его вопросы, развивать какую бы то ни было идею. В этом отношении Лили была бы настоящею женою – женою, которая с быстротою переносилась бы умственною деятельностью своею в умственную сферу своего мужа. Начни он говорить о своей должности, о службе, и Лили была бы готова слушать его, рассуждать, между тем как Александрина ни разу еще не спросила его об официальной его жизни. Задумай он какой-нибудь план об удовольствиях на завтрашний день, и Лили приняла бы его с горячностью, Александрину не занимали такие пустяки.
– Хорошо ли вам, покойно ли? – спросил он наконец.
– О да, очень хорошо, благодарю вас. Кстати, где мой дорожный туалет?
И этот вопрос был сделан с некоторой досадой.
– Он под вами. Не хотите ли поставить его под ноги?
– Нет, исцарапается. Я боялась, что если бы взяла его Анна, то могла бы потерять.
Снова наступило молчание, и снова Кросби задумался о том, что бы такое еще сказать своей жене.
Мы все знаем совет, данный нам в старину относительно того, что должно делать при подобных обстоятельствах, и кого можно так вполне оправдать за следование этому совету, как не новобрачного мужа? Поэтому Кросби протянул свою руку к ее рукам и привлек ее к себе.
– Не изомните моей шляпки, – сказала она, почувствовав толчок вагона, в то время когда Кросби поцеловал ее.
Не думаю, чтобы он поцеловал ее еще раз, пока не доставил благополучно ее и ее шляпку в Фолькстон. Ах! как часто целовал бы он Лили, как мила была бы ее шляпка к концу дороги и как очаровательно-счастлива казалась бы она, когда бы вздумала побранить его за то, что он помял ее шляпку! Но Александрина только и думала о своей шляпке и далеко не заботилась о выражении счастья.
Таким образом они сидели молча, пока поезд не подбежал к тоннелю.
– Как я ненавижу эти тоннели, – сказала Александрина.
Кросби вполовину намеревался снова протянуть свою руку, под влиянием какой-то ошибочной идеи, что тоннель доставлял ему для этого удобный случай. Вся дорога представляла собой один беспрерывный случай, если бы он желал им воспользоваться, но жена его ненавидела тоннели, и потому Кросби отдернул свою руку. Маленькие пальчики Лили были бы во всякое время готовы к прикосновению к его руке. Он подумал об этом, он не мог не подумать об этом.
В саквояже у него лежал номер газеты «Times». Александрина тоже имела при себе какой-то роман. Не рассердится ли она, если он вынет газету и займется чтением? Дорога тянулась чрезвычайно медленно, до Фолькстона оставался еще час езды. «Times» не выходил из головы у него, но он решился оставить его в покое, до тех пор, пока жена не начнет чтения первая. Леди Александрина тоже вспомнила про свой роман, но она от природы была терпеливее Кросби и притом полагала, что в подобной поездке всякое чтение могло быть неприлично, поэтому она сидела спокойно, устремив глаза свои на решетку над головою мужа.
Наконец, ему сделалось невыносимо, он решился, во что бы то ни стало, вступить в разговор, разумеется самый нежный и в то же время серьезный.
– Александрина, – сказал он, настроив голос свой на нежно-серьезный тон, хотя слух Александрины далеко не был доступен для такого настроения, – Александрина, шаг, который вы и я сделали сегодня, шаг весьма важный.
– Да, действительно, – сказала она.
– Надеюсь, мы успеем доставить счастье друг другу.
– Да, я надеюсь, что успеем.
– Непременно успеем, если оба станем серьезно думать об этом и помнить, что это наш главный долг.
– Да, я полагаю. Надеюсь только, что наш дом не будет холоден. Он совершенно новый, и я так часто подвержена простудам. Амелия говорит, что мы найдем его очень холодным, она всегда была против того, чтобы мы переехали туда.
– Дом будет очень хорош, – сказал Кросби, и Александрина заметила в голосе его тон господина.
– Я только говорю вам то, что сказывала мне Амелия.
Если бы Лили была женой его и если бы он заговорил с ней о предстоящей для них жизни и взаимных друг к другу обязанностях, о, как бы оживила она эту тему! Она упала бы перед ним на пол вагона на колени и, глядя ему в лицо, обещала бы делать с своей стороны все, что только может быть лучшего. И с какою горячею решимостью она дала бы в душе своей клятву исполнить свое обещание. Теперь он думал о всем этом, хотя и знал, что ему об этом не должно было думать. Наконец он вынул «Times»; увидев это, Александрина раскрыла свой роман.
