– Вот как! – сказала мистрис Ропер. – Порадуется же ваша матушка, когда услышит об этом. Я всегда говорила, что вы встанете на ноги.
– Хорошее и идет к хорошему, – заметила мисс Спрюс.
– Ах, мистер Имс! – воскликнула мистрис Люпекс, с кокетливым восторгом. – Желаю вам радости от глубины моей души. Это такое элегантное назначение.
– Примите, пожалуйста, руку истинного и бескорыстного друга, – сказал Люпекс.
И Джонни принял эту руку, хотя она была очень грязна и перепачкана в краске.
Амелия стояла в стороне и взглядом, или вернее сказать, рядом взглядов, передавала поздравления. Теперь, неужели же и теперь ты не будешь моим? – говорили эти взгляды, – теперь, когда тебя окружают и богатство и почести? И потом, перед уходом в столовую, она прошептала ему: «О Джон! Я так счастлива, так невыразимо счастлива!»
– Надоела! – сказал Джонни голосом довольно громким, чтобы достичь до слуха счастливой леди. Потом он обошел вокруг комнаты и подал мисс Спрюс свою руку. Амелия, спускаясь вниз одна, решилась во что бы то ни стало вырвать его сердце. Она вырывала его уже несколько дней сряду и изумлялась своему успеху. Ясно было, что кокетство ее с Кредлем раздражало Имса, и потому она решилась продолжать эту игру.
– Ах, мистер Кредль, – сказала она, заняв подле него место, – я люблю таких друзей, которые не изменяются. Я ненавижу ваши возвышения. Они так часто кружат голову.
– Я бы желал испытать это на себе, – сказал Кредль.
– Ну, не думаю, чтобы с вами произошла какая-нибудь перемена, решительно не думаю. Вероятно, скоро и для вас наступит это время. Ведь это сделал граф, тот самый, которого бык хотел поднять на рога. С тех пор как мы узнали этого графа, мы земли не слышим под собой. – И Амелия вздернула голову и потом хитро улыбнулась, так улыбнулась, что, на взгляд Кредля, это было весьма мило. В то же время он заметил, что мистрис Люпекс смотрела на него из-за другой стороны стола, и конечно, не мог вполне насладиться благами, посланными ему богами.
Когда дамы вышли из столовой, Люпекс и другие два молодых человека придвинули к камину стулья и каждый приготовил себе умеренную порцию грога. Имс сделал было небольшую попытку удалиться, но Люпекс своими уверениями в дружбе, своими просьбами разделить с ними время принудил Имса, слабого характером и боявшегося нарекания за чванство, остаться на месте.
– Итак, мистер Имс, за ваше здоровье, – сказал Люпекс, поднимая горячий стакан грогу. – Желаю вам много и много лет наслаждаться вашим официальным благоденствием.
– Благодарю вас, – сказал Имс. – Хоть я не очень понимаю это благоденствие, но во всяком случае чрезвычайно вам признателен.
– Да, сэр, когда я вижу молодого человека ваших лет, начинающего подниматься в свете, я знаю, что его усилия увенчаются успехом. Вы только обратите внимание ваше на меня, мистер Имс. Мистер Кредль, за ваше здоровье, и пусть всякое недружелюбное чувство утонет на дне этой чаши. Посмотрите на меня, мистер Имс: я никогда не поднимался в свете, не сделал ничего хорошего на свете и никогда не сделаю.
– Полноте, мистер Люпекс, не говорите этого.
– Нет, буду говорить. Всю жизнь свою тереблю черта за рога, и все-таки не удалось еще покрепче ухватиться. А сказать ли вам отчего? Оттого, что в молодые года не представлялось ни одного порядочного случая отличиться. Если б мне удалось, например, написать портрет какого-нибудь великана, этакой так сказать звезды, когда я был ваших лет, какого-нибудь вельможи, как вашего друга сэра Рэфля.
– Уж и звезды! – сказал Кредль.
– Однако ж он порядочно известен в свете, не так ли?.. Или лорда Дерби, или мистера Спурджона – вы меня понимаете? Если бы мне выпал такой случай в молодости, я бы не занимался мелкими работишками, не писал бы кулис на второстепенных театрах по стольку-то за квадратный ярд. Вам теперь выпал случай, но мне он никогда не выпадал. – И при этом мистер Люпекс порешил первую порцию грога.
– А чудная вещь наша жизнь, – продолжал Люпекс и хотя не приступал смело к приготовлению другого стакана пуншу, но начал постепенно, как будто по инстинкту, дотрагиваться до предметов, необходимых для этой операции. – Да, весьма чудная вещь. Молодые люди, запомните, я не отрицаю, что успех в жизни зависит от хорошего поведения, – положительно это так, и все-таки часто ли хорошее поведение бывает причиной успеха? Был ли бы я там, если бы меня взял за руку какой-нибудь великан в то время, когда я употреблял все усилия, чтобы сделаться артистом? Тогда бы я пил лафит и шампанское вместо обыкновенного тодди, носил бы манжеты не хуже всякого другого, кто любил и кто теперь не узнает меня, когда случится встретиться на улице. Да, мне не было случая, никогда не было!
– Ведь и теперь не поздно, мистер Люпекс, – сказал Имс.
– Нет, поздно, мистер Имс, поздно. – В это время мистер Люпекс уж успел завладеть бутылкой с джином. – Теперь уж слишком поздно. Игра кончилась, пари проиграно, талант потух… Я в этом уверен, я никогда не сомневался в моих способностях, ни на минуту. Можно во всякое время найти людей, которые наживают тысячи фунтов стерлингов в год своими палитрами, у которых нет той верности взгляда в рисунке, каким я обладаю, или такого чувства в расположении красок. Я бы мог назвать их, да не хочу.
– А почему бы вам не сделать попытки еще раз? – спросил Имс.
– Если бы я написал прекрасную картину, какая когда-либо пленяла человеческий глаз, кто придет посмотреть на нее? Кто бы имел достаточную уверенность во мне и приехал бы сюда в такую даль и глушь, чтобы удостовериться в истине? Нет, Имс, я знаю свое положение и свои дела, знаю свои слабости. Теперь я не в состоянии проработать одного дня, не будучи уверен в том, что к вечеру получу известное число шиллингов. Вот до чего доходит человек, когда не благоприятствуют ему обстоятельства.
– А мне казалось, что декорационные живописцы всегда наживают отличные денежки?
– Не знаю, что вы хотите выразить словами «отличные денежки», мистер Кредль. Какая тут нажива?! Впрочем, я не жалуюсь. Знаю, кому за все я обязан, если мне суждено размозжить себе голову, поверьте, не стану никого обвинять несправедливо. Если вы последуете моему совету… – И тут он обратился к Имсу: – Ради бога, не женитесь слишком рано!
– Напротив, я полагаю, что лучше жениться в молодости, – сказал Имс.
– Вы меня не поняли, – продолжал Люпекс. – Я вовсе не говорю о мистрис Люпекс. Я всегда смотрел на нее, как на обворожительную женщину.
– Слушайте, слушайте, слушайте! – сказал Кредль, ударяя по столу.
– Это совершенная правда, – сказал Имс.
– И когда я предостерегаю вас от женитьбы, вы не должны толковать мои слова в противную сторону. Я никогда и никому не жаловался на нее и не буду жаловаться. Если муж не заступится за свою жену, за кого же ему заступаться? Я никого не виню, кроме самого себя. Но не могу не сказать, что на мою долю никогда не выпадало благоприятного случая, никогда, никогда. – Повторив это слово три раза, губы его прильнули к краю стакана.
