– Не думаю, что сезон после Рождества сделает в этом отношении большую разницу, – сказала Амелия. – Конечно, Лондон веселее в мае. Ты увидишь, что в будущем году тебе не будет так скучно, а может статься, к тому времени у тебя будет ребенок.
– Пустяки! – воскликнула Александрина. – Я не хочу иметь ребенка, да я и не думаю, что он у меня будет.
– А мне кажется, не мешает постоянно думать об этом.
Леди Александрина, хотя и не была энергического темперамента, не могла, однако же, не признаться самой себе, что сделала ошибку. Она решилась выйти за Кросби, потому что Кросби обращался в модном свете, а теперь ее уверяли, что лондонский сезон не сделает для нее никакой разницы – лондонский сезон, который если и не доставлял удовольствия, то всегда приносил с собой оживленных гостей. Она соблазнилась замужеством потому, что ей казалось, что, будучи замужней женщиной, она могла наслаждаться обществом с большим непринуждением, чем девушка, находящаяся под надзором матери или гувернантки, что она будет более свободна в своих действиях, а теперь ей говорят, что надо ожидать ребенка, который доставит ей занятие и удовольствие. В замке Курси, конечно, бывало и скучно, но все-таки было бы лучше этого.
Когда Кросби вернулся домой, после этого маленького разговора насчет ребенка, жена сообщила ему, что в будущее воскресенье они будут обедать у Гезби. Услышав это, он с досадой замотал головой. Он понимал, однако же, что не имеет права сетовать, потому что его только раз брали в Сент-Джонс-Вуд, с тех пор как он вернулся домой после свадебной поездки. Тут была, впрочем, одна статья, на которую он считал себя вправе поворчать.
– И с какой стати в воскресенье?
– Потому что Амелия пригласила меня именно в воскресенье. А если просят в воскресенье, то нельзя же сказать, что мы будем в понедельник.
– Это воскресенье для меня ужасно! А в котором часу?
– Она говорила, в половине шестого.
– Боже милостивый! Что же мы будем делать целый вечер?
– С вашей стороны, Адольф, очень нелюбезно относиться так о моих родных.
– Полноте, милая, это шутка, будто вы не говорили то же самое раз двадцать! Вы чаще, чем я, и с большею горечью выражали свое неудовольствие, когда вам приходилось отправляться туда. Вы знаете, что я люблю вашу сестру, и Гезби в своем роде славный малый, только после трех-четырех часов в его обществе всегда начинаешь чувствовать себя усталым.
– Все же не может быть скучнее, чем… – и леди Александрина не кончила своей речи.
– Дома, по крайней мере, можно читать, – сказал Кросби.
– Нельзя же вечно читать. Во всяком случае, я дала за вас слово. Если вы хотите отказаться, то напишите объяснение.
Когда наступило воскресенье, то, само собой разумеется, Кросби отправился в Сент-Джонс-Вуд, и ровно в половине шестого стоял уже у входа в дом, который был ему так ненавистен. Одно из первых намерений, принятых им, когда он имел в виду женитьбу, было весьма враждебного свойства к дому Гезби. Он решился видеться с ним как можно реже. Он хотел освободить себя от этой связи. Он никогда не искал союза с этой отраслью фамилии де Курси. А теперь дело приняло такой оборот, что только с этой отраслью и был он в союзе. Он только и слышал, что о Гезби. Амелия и Александрина были неразлучны. И вот его тащат теперь на воскресный обед, он хорошо понимал, что его будут частенько таскать туда и что он никак не сумеет отделаться. Он уже задолжал Мортимеру Гезби, он знал, что все его семейные дела попали в руки этого стряпчего и что не было никакой возможности вырвать их из этих рук. Его дом был вполне снабжен всем необходимым, и он знал, что деньги уже за все были уплачены, но сам он не заплатил ни одного шиллинга, Мортимер Гезби взял на себя все уплаты.
– Поди к своей мама и тетеньке, де Курси, – сказал после обеда этот стряпчий вертевшемуся около него ребенку, и Кросби остался наедине с зятем своей жены, с этого момента начинались пытки в Сент-Джонс-Вуде, которых Кросби так страшился.
Со своей свояченицей он еще мог говорить, помня всегда, что она дочь графа. Но с Гезби у них не было ничего общего. К тому же он чувствовал, что Гезби, обходившийся с ним до этой поры с уважением, теперь совершенно утратил это чувство. По понятиям стряпчего, Кросби вращался когда-то в большом свете, но это уже миновало. В настоящее время, по оценке этого же стряпчего, Кросби был просто секретарем присутственного места, человеком, который был у него в долгу. Оба они женаты на родных сестрах, и он не видел, почему блеск зажиточного стряпчего должен тускнуть перед блеском гражданского чиновника, который далеко не был в таких счастливых обстоятельствах. Все это было совершенно понятно им обоим.
– От Курси получили самые страшные вести, – сказал стряпчий, как скоро малютка удалился.
– Как! Что там случилось?
– Порлокк женился, знаете, на той женщине.
– Пустяки!
– Уверяю вас. Старая леди нашла себя вынужденною сообщить мне об этом, она ужасно сокрушается. По моему мнению, это еще не самое худшее. Всему свету известно, что Порлокк шел по пути погибели. Он хочет начать дело с отцом – за какие-то недоплаты его доли – и грозит предоставить дело судебному разбирательству, если ему не заплатят деньги.
– Но точно ли ему должны?
– Да, должны. Около двух тысяч фунтов стерлингов. Вероятно, мне опять придется заплатить. Но уверяю честью, что я не вижу, откуда их взять, право, не вижу. Туда и сюда я заплатил за вас больше тысячи четырехсот фунтов.
– Тысячи четырехсот фунтов!
– Да, так, на меблирование и страхование, да по счету нашей фирмы за свадебный контракт. Счет этот еще не заплачен, это, впрочем, все равно. Нынче даром ведь не женятся.
– У вас, однако, есть обеспечение.
– Ну да, конечно есть. Но теперь бы надо наличных денег. Наша фирма так много ссудила на имение де Курси, что не желает идти дальше, а поэтому-то и понадобится взять это на себя. Придется им всем ехать за границу, этим дело и кончится. Между графом и Джоржем была страшная сцена. Джорж вышел из себя и сказал графу, что он виноват в женитьбе Порлокка. Дело кончилось тем, что Джоржа и его жену проводили за дверь.
– У него есть собственные деньги.
– Есть, но он не хочет их тратить. Того и смотри, что приедет сюда и сядет нам на шею. Я решился не просить его остановиться у меня и вам тоже советую. Если он раз войдет в дом, то его не скоро выживешь.
– Я чувствую к нему совершенное отвращение.
– Да, нехороший человек. Такой же точно и Джон. Порлокк был немного лучше, да совершенно промотался. Нечего сказать, семейка.
Вот каково семейство, для которого Кросби изменил Лили Дель! Под влиянием честолюбия его единственною целью было сделаться зятем графа, и чтобы достигнуть этой цели, неизбежно было сделаться подлецом. Достигая ее, он прошел путь всевозможной грязи и позора. Он женился на женщине, которую не любил. Он ежечасно вспоминал о девушке, которую прежде любил, которой не мог позабыть и которую он так обидел, что никакие обстоятельства не могли быть приняты в уважение к возобновлению прежних отношений. Этот стряпчий, который сидел перед ним, толкуя о своих тысячах с отвратительным беспокойством, свойственным только подобным людям, – и он составил точно такую же партию, с тою только разницею, что, составляя ее, знал, что делал. Он получил от этой женитьбы все ожидаемое. А что получил Кросби?
