– Вы милый, добрый человек, и я знаю, будете беречь ее, – сказала она Крофтсу, когда он собрался увезти молодую жену.
– Буду стараться всеми силами, – отвечал Крофтс.
– Надеюсь, вы будете добры и ко мне. Помните, что, женившись на Белл, вы вступили в брак с целым семейством, и, пожалуйста, не верьте ни одному слову из того, что говорит о тещах в своих романах этот дурной человек. Он нанес большой вред обществу, затворив для половины матерей в Англии дома их дочерей.
– Моего дома он не запрет от мистрис Дель.
– Помните же это. Теперь прощайте.
Новобрачные уехали, и Лили осталась кокетничать с лордом Дегестом.
О ком еще нужно сказать несколько слов, прежде чем позволю усталому перу моему выпасть из рук? Сквайр, после долгой внутренней борьбы, признался самому себе, что невестка не получала от него тех ласк, которых вполне заслуживала. Сознаваясь в этом, он дал себе слово употребить все усилия, чтобы загладить все дурное прошедшее, – и мне кажется, можно сказать, что мистрис Дель принимала эти усилия не без благодарности.
Поэтому я расположен думать, что жизнь в Оллингтоне, как в Большом, так и в Малом доме, скоро сделалась несравненно приятнее, чем в прежнее время. Лили вскоре получила модные ботинки, или, по крайней мере, скоро убедилась, что возможность получить их, как ей хотелось, совершенно зависела от свадебного подарка дяди, она заговорила даже о покупке клетки для белки, но я не думаю, чтобы ее расточительность заходила так далеко.
Лорд де Курси остался в замке Курси страдать от подагры и злобного настроения духа. Да, это верно! В последние дни жизнь, по-видимому, отказалась доставлять ему что-нибудь утешительное. Жена убежала от него и положительно объявила зятю, что никакие убеждения, никакие обстоятельства не принудят ее воротиться назад, даже «если бы ей пришлось умереть с голоду!». Этими словами она хотела выразить всю твердость своей решимости, даже если бы пришлось лишиться лошадей и кареты. По этому случаю бедный мистер Гезби ездил в замок Курси и имел с графом страшное свидание, однако дела поустроились, и ее сиятельство оставалась в Баден-Бадене в полуголодном состоянии, то есть она имела карету только в одну лошадь.
Что касается Кросби, то я расположен думать, что он возвратил в месте служения прежнее свое влияние. Он сделался господином мистера Буттервела, господином мистера Оптимиста и майора. Он знал свое дело, умел обделывать дела, чего нельзя сказать о трех его начальствующих лицах. При таких обстоятельствах он с уверенностью все прибрал к своим рукам и всем начал управлять. Но в других отношениях звезда его счастья не показывалась на горизонте. Почти ежедневно он обедал в своем клубе, и там, по обыкновению, составил себе маленький кружок. Но все же он перестал быть Адольфом Кросби прежних дней, Адольфом Кросби, известным в Белгравии и в улице Сент-Джемс. Он смело вывел свой корабль на глубину и смело плыл на нем, когда еще счастье льнуло к нему. Но он забыл мореходные правила, и успех заставил его быть беспечным. Он перестал бросать лот и держать на страже часового. Поэтому первая скала, с которой повстречался, разбила корабль его на мелкие щепки. Его жену, леди Александрину, и теперь можно видеть в одноконной карете вместе с матерью в Баден-Бадене.
