– Знаю очень хорошо. Я не вижу причины, зачем вы привели меня сюда, чтобы сообщить мне то, что всем уже известно. При таком герольде, как леди Джулия, это совершенно излишне.
– Если вы намерены отвечать мне в этом тоне, я сейчас же кончу объяснение. Объявляя вам о моей помолвке, я в то же время объявил, что сердцем моим владеет другая женщина. Скажите, справедлив ли я в своем предположении, что вы знали, на кого я намекал?
– Нет, мистер Кросби, не знала. Я не ворожея и не могу так глубоко заглядывать в душу человека, как ваш друг леди Джулия.
– Александрина, я люблю вас. В настоящую минуту едва ли мне нужно говорить об этом.
– Едва ли, действительно, особливо теперь, когда вы обещали жениться на мисс Дель.
– Что касается до этого обещания, то, признаюсь, я действовал безрассудно, если хотите, более чем безрассудно. Вы не можете упрекать меня за это так сильно, как я сам упрекаю себя. Впрочем я решился не жениться на женщине, которой не люблю. (О, если бы Лили услышала эти слова!) Я не иначе могу отзываться о мисс Дель, как с самой прекрасной стороны, но в то же время я совершенно уверен, что, будучи ее мужем, не могу доставить ей счастья.
– Зачем же вы не подумали об этом прежде, чем сделали предложение? – спросила Александрина.
При этом в тоне ее голоса слышался самый легкий упрек.
– Мне бы следовало сделать это, но не знаю, едва ли вы можете винить меня так строго. Если бы вы, во время последней нашей встречи в Лондоне, были менее…
– Менее чего?
– Менее строги, – сказал Кросби, – тогда, быть может, ничего бы этого не случилось.
Леди Александрина не могла припомнить, когда она была строга, но, как будто вспомнив, сказала:
– Ах да, конечно, это была моя вина.
– Я приехал в Оллингтон с свободным сердцем и теперь нахожусь в затруднительном положении. Я говорю вам все, как было. Жениться на мисс Дель мне невозможно. С моей стороны было бы жестоко жениться на ней, зная, что сердце мое принадлежит другой. Я сказал вам, кто эта другая, теперь скажите, могу ли я надеяться на ответ?
– Ответ на что?
– Александрина, согласитесь ли вы быть моей женой?
Если бы цель Александрины состояла в том, чтобы довести его до прямого признания в любви и затем предложения руки, то, конечно, цель эта была теперь достигнута. Она имела такую веру в свою собственную способность и в способность матери устраивать житейские дела, что, принимая предложение, она нисколько не страшилась последствий, она вовсе не думала, что и с ней могут поступить точно так же, как поступили с Дель.
Она очень хорошо знала свое положение и его. Приняв его предложение, она в непродолжительном времени сделалась бы его женой, что бы там ни говорили против этого мисс Дель и все ее друзья. В этом отношении она решительно ничего не боялась. Несмотря на то, она не приняла сейчас же предложения. Хотя она и желала владеть этим призом, но женская натура останавливала ее от выражения согласия.
– Давно ли, мистер Кросби, – сказала она, – вы делали этот же самый вопрос мисс Дель?
– Александрина, я обещал вам рассказать все, и я рассказал. Если за это вы намерены наказать меня…
– Я сделаю еще один вопрос: много ли пройдет времени до той поры, как вы предложите этот вопрос другой девушке?
Кросби повернулся кругом, как будто намереваясь в гневе удалиться от нее, но, пройдя половину расстояния до дверей, воротился.
– Клянусь небом, – сказал он довольно сурово, – я должен получить ответ. Вы ничем не можете упрекнуть меня. Все сделанное мною дурное, я сделал чрез вас и для вас. Вы выслушали мое предложение, отвечайте же: намерены ли вы принять его?
– Мистер Кросби, вы меня изумляете. Если бы вы стали требовать от меня деньги или жизнь, мне кажется, и тогда вы не употребили бы такого повелительного тона.
– Скажите, более решительного.
– А если я откажусь от этой чести?
– Тогда я буду считать вас самой легкомысленной женщиной.
– Если же я приняла бы его?
– Я бы поклялся, что вы прекраснейшая, неоцененнейшая, очаровательнейшая из женщин.
– Конечно, мне приятнее заслужить о себе ваше хорошее мнение, нежели дурное, – сказала леди Александрина.
После этих слов тот и другая поняли, что дело было решено. Каждый раз, когда леди Александрине приходилось говорить о Лили, она всегда называла ее «бедная мисс Дель» и никогда не упрекала своего будущего мужа за эту маленькую проделку.
– Я сегодня же поговорю с мама, – сказала она, прощаясь с мистером Кросби в уединенном уголке, выбранном ими для своих объяснений.
Когда они вышли из этого уголка, глаза леди Джулии снова остановились на них, но Александрина уже не обращала более внимания на леди Джулию.
– Джорж, я не могу понять, что такое этот мистер Поллисер. Не следует ли его называть теперь лордом, если он должен сделаться герцогом? – Вопрос этот был предложен мистрис Джорж де Курси своему мужу, когда они пришли в спальню.
– Да, по смерти старика он будет герцогом Омниум. Мне кажется, я в жизнь свою не встречал такого тяжелого человека. Вот уж будет дрожать-то над своим имением.
– Пожалуйста, Джорж, объясни мне это. С моей стороны так глупо не понимать подобных вещей, я не смею открыть рот, боясь сделать какой-нибудь промах.
– В таком случае, моя милая, незачем и рот открывать. В свое время ты узнаешь все вещи подобного рода, и право, никто не заметит, что ты не понимаешь их, если ничего не станешь говорить.
– Но Джорж, я не хочу сидеть молча целый вечер, уж если нельзя ни о чем говорить, то я лучше соглашусь оставаться в этой комнате и читать какой-нибудь роман.
– Посмотри на леди Думбелло: она не любит много говорить.
– Леди Думбелло не может служить мне примером. Скажи же мне, пожалуйста, что такое этот мистер Поллисер?
– Племянник герцога. Будь он сыном герцога, его бы называли маркизом Сильвербридж.
– Значит, до смерти дяди он обыкновенный мистер?
– Да, весьма обыкновенный мистер.
– Как жаль его. Но скажи мне, Джорж: если у меня будет сын, если он вырастет и если…
– Ах какой вздор! когда он будет и когда он вырастет, тогда и станем говорить об этом, а теперь я хочу спать.
Глава XXIV
ТЕЩА И ТЕСТЬ
На другое утро мистер Плантаженет Поллисер отправлялся до завтрака в путь, имевший политическую цель. Кусок булки и чашка кофе в пустой одинокой комнате доставили ему то или другое ему одному понятное удовольствие. Общий завтрак в замке Курси подавали в одиннадцать часов, в это время мистер Поллисер сидел уже в кабинете сильвербриджского мэра.
– Я должен уехать на поезде в три часа сорок пять минут, – говорил мистер Поллисер. – Кто же будет держать мою сторону?
