– По-моему, оно так и следует, – сказал один толстый старый джентльмен. – Мое время прошло, я это знаю. Я женился слишком рано, чтобы иметь возможность носить красивый мундир в молодости, и притом же я вовсе не был знаком ни с лордами, ни с семействами лордов.
Жало это было тем острее, что Кросби начинал решительно чувствовать, как бесполезны были теперь все связи, которые он составлял. Он получил повышение, потому что знал свое дело лучше всех других, влиятельный родственник леди де Курси не успел еще написать и записки по этому предмету.
В одиннадцать часов в кабинет Кросби вошел мистер Буттервел, и новый секретарь принужден был облечься в улыбки. Мистер Буттервел был приятной, красивой наружности мужчина лет пятидесяти, который никогда не выдумывал пороху и даже не делал подобной попытки. Он был чрезвычайно вежлив и услужлив перед великими мира сего и принимал на себя покровительственный вид перед низшими. Впрочем, даже в его покорности перед могучими было что-то искреннее и английское, в его любезности с ровными и низшими не обнаруживалось ни малейшей гордости. Он знал, что не был очень умен, и в то же время умел пользоваться умными. Он редко делал ошибки и боялся ступить кому-нибудь на ногу. Не имея врагов, он имел очень немного друзей, и поэтому мы смело можем сказать, что мистер Буттервел шел по дороге жизни весьма скромно. На тридцать пятом году он женился на одной даме с небольшим состоянием и теперь проводил приятную, легкую, улыбающуюся жизнь в небольшой вилле к Путни. Когда мистер Буттервел слышал – а это удавалось ему нередко – о затруднениях, с какими английский джентльмен должен зарабатывать насущный хлеб в своем отечестве, он оглядывался на свою собственную карьеру с особенным удовольствием. Он знал, что миру давал очень немного, а между тем получал от него щедро, и никто ему не завидовал.
«Такт, – говаривал про себя мистер Буттервел, прохаживаясь по ковровым дорожкам своей виллы. – Такт, такт и такт».
– Кросби, – сказал он с веселым лицом, войдя в кабинет, – от души поздравляю вас, чисто от души. Вы рано сделали большой шаг в жизни, впрочем, вы вполне этого заслуживаете, гораздо полнее, чем я заслуживал, когда меня назначили на это место.
– О, нет, – угрюмо сказал Кросби.
– А я говорю, о, да. Мы должны считать за особенное счастье, что имеем подобного человека, это я сказал всем комиссионерам.
– Чрезвычайно много вам обязан.
– Я давно знал об этой перемене. Сэр Рэфль Бофль говорил мне, что намерен перейти в управление сбора государственных доходов, там ему предложили две тысячи фунтов в год, первую же вакансию в нашем совете обещали мне.
– Жаль, что я не знал этого раньше, – сказал Кросби.
– От подобного незнания вы ничего не потеряли. Нет ничего приятнее, как получать сюрпризы! Кроме того, иногда и знаешь о чем-нибудь, да и не знаешь! Я не говорю, что не знал, напротив, знал за достоверное, но до вчерашнего дня не открывал ни одному живому существу. Иногда, кажется, что может быть вернее, а смотришь, и ошибешься в расчете. Ну, если бы сэр Рэфль не перешел в управление государственных доходов!
– Совершенно так, – сказал Кросби.
– Теперь все кончено. Вчера я заседал в совете и подписал вам предложение. Кажется, однако же, я больше теряю, чем выигрываю.
– Как! Получив триста фунтов стерлингов больше и меньше работы?
– Так, но не надо смотреть на интересы предмета. Секретарь все видит, и все ему известно. Правда, я начинаю стареть, и, следовательно, чем меньше работы, тем для меня лучше. Кстати, не приедете ли завтра в Путни? Мистрис Буттервел будет в восторге, увидев нового секретаря. В городе теперь нет никого, поэтому вы не можете иметь предлога к отказу.
Но у мистера Кросби нашелся такой предлог. При настоящем настроении его души ему не представлялось ни малейшей возможности сидеть за столом мистрис Буттервел и улыбаться. Таинственным, полуобъясняющим тоном он дал понять мистеру Буттервелу, что некоторые частные дела особенной важности заставляют его по необходимости оставаться в городе.
– В настоящее время, – заключил он, – я уже более не господин своего времени.
– Да-да, и в самом деле. Я совсем забыл поздравить вас. Так вы женитесь? Прекрасно, я очень рад, и надеюсь, что вы будете так же счастливы, как я.
– Благодарю вас, – сказал Кросби довольно угрюмо.
– На молоденькой барышне близь Гествика? Кажется, там или где-то около тех мест?
– Н-нет, – пробормотал Кросби, – эта барышня живет в Барсетшэйре.
– Я даже слышал ее имя. Кажется, ее зовут Белл, или Тэйт, или Балл?
– Нет, – сказал Кросби, призвав на помощь всю смелость. – Ее зовут де Курси.
– Одна из дочерей графа?
– Да.
– Извините, пожалуйста. Значит, я ослышался. Вы вступаете в близкое родство с весьма благородной фамилией, и, право, от души радуюсь вашему успеху в жизни.
После этого Буттервел искренно пожал ему руку, не выразив, однако, особенного одобрения, какое приготовился выразить, находясь при убеждении, что Кросби женится на Белл, Тэйт или Балл. Мистер Буттервел начал думать, что тут что-то кроется. Он слышал из самого верного источника, что Кросби сделал предложение племяннице одного сквайра, у которого гостил, близ Гествика, девушке без всякого состояния.
– Прекрасно, заседание у нас начнется в два часа, вы знаете и, без всякого сомнения, пожалуете к нам. Если до собрания у вас найдется свободное время, то я приготовлю бумаги, которые должен вам передать. Я ведь не был лордом Ильдоном, и потому они не составят вам тяжелого бремени.
Вслед за этим в кабинет Кросби вошел Фаулер Прат, и Кросби под его взорами написал письмо сквайру Делю.
Повышение не доставляло радости Кросби. Когда Прат удалился, он старался облегчить свое сердце. Он старался забыть и Лили, и ее горе и сосредоточить все мысли на своих успехах в жизни, но не мог. От добровольно принятых на себя хлопот нелегко отделаться. Человек, теряя тысячи фунтов стерлингов, чрез оплошность приятеля или чрез неблагоприятный поворот колеса фортуны может, если только он мужчина в строгом значении этого слова, бросить на пол свое горе и растоптать его ногами, он может это сделать, когда причиною горя бывает не его собственная глупость и в особенности когда оно не истекает из его эгоизма. Подобные случаи заставляют мужчин искать утешения в пьянстве, производят отсутствие всякой мысли, создают игроков и мотов, побуждают к самоубийству. Но каким образом Кросби мог бы уклониться от необходимости писать к Лили? Чтобы положить всему конец, оставалось только размозжить себе голову. Таков был результат размышлений, когда Кросби сидел и старался извлечь удовольствие из своего повышения.
Но Кросби не такой был человек, чтобы совершить самоубийство. Отдавая ему справедливость, я должен сказать, что он еще не был так малодушен. Он знал очень хорошо, что пуля не могла еще положить всему конец и что в нем было еще слишком много мужества, чтобы прибегнуть к свойственному одним только трусам способу выпутываться из затруднительного положения. Упавшее на него бремя должно быть вынесено. Но как его вынести? Таким образом, Кросби просидел до двух часов, забыв и мистера Буттервела, и официальные бумаги, он не трогался с места до тех пор, пока посланный не пригласил его в совет. Совет, когда Кросби вошел в него, не был таким советом, каким бы он должен быть по мнению публики. В зале совета стоял круглый стол, с несколькими на нем перьями, в отдаленном от дверей конце стояли покойные кожаные кресла. Сэр Рэфль Бофль оставлял своих сослуживцев и стоял к камину спиной, громко разговаривая. Сэр Рэфль любил побурлить, и совет необыкновенно радовался, что наконец от него отделался, а так как это было последнее его заседание, то члены кротко покорились его голосу. Мистер Буттервел стоял подле него и тихонько смеялся при его шутках. Маленький человек, никак не более пяти футов роста, с небольшими, но добрыми глазами и коротко остриженными волосами, стоял позади кресла и потирал себе руки, ожидая, когда удалится сэр Рэфль, чтобы можно было сесть и открыть заседание. Это был мистер Оптимист, новый председатель, о котором газета Daily Jupiter громко кричала, что нынешний председатель показал себя превосходные всех своих предместников, предоставив высшее место человеку собственно за его заслуги. Газета эта недели две тому назад напечатала весьма красноречивую статью, в которой подавала советы мистеру Оптимисту, и весьма естественно, она осталась очень довольною, когда узнала, что советы ее были приняты. Да и то сказать, разве послушный председатель не имеет права на похвалы тех властей, которым он повинуется?
