– Только не отец! – заявил он. – Отец на такое не способен.
Я плакала, умоляла его поверить мне. Тогда Питер потребовал доказательств. И тогда у него родился план. Он сказал, чтобы вечером, после спектакля, я привела отца на сцену. Сказал, что хочет увидеть все своими глазами. И вечером, после спектакля, я сделала так, как он просил. Я показала ему. Я предоставила доказательства.
Лиззи на миг умолкла. Поджав губы, она устремила взгляд куда-то по ту сторону ручья, в лесные заросли. Ронда тоже посмотрела туда. Сквозь прищуренные веки она увидела Дэниэла в костюме белого кролика, как он ведет детей в чащу леса между их домами, как разводит их в разные стороны. Помнится, Лиззи вернулась тогда последней. Ронда в тот раз сильно волновалась за нее. Неужели она уже тогда что-то знала? Что-то подозревала?
– Мой отец с радостью пошел со мной, – продолжала Лиззи, возвращая Ронду в тот вечер после их спектакля. Голос зазвучал монотонно, лицо не выражало никаких эмоций. – Он поссорился с Клемом и был рад уйти с вечеринки. А еще он был порядком пьян. Я повела его через лес к сцене. Там он сел на край и притянул меня к себе. Он стал лапать меня, расстегнул молнию на джинсах и пригнул мне голову, сбив при этом с меня мою пиратскую шляпу. В некотором смысле для меня это уже было привычным делом. Я просто отключалась, вот и все. Мысленно переносилась куда-то далеко, думала о чем-то своем. Иногда даже повторяла свои реплики из спектакля. К тому времени в лесу уже было темно, но зато вышла луна, и Питеру – а он спрятался за деревом – было все прекрасно видно. Разумеется, он пришел в бешенство и ринулся к сцене. Подскочив к отцу, он со всей силы ударил его по спине своим дурацким игрушечным мечом. Тот сломался пополам. Тогда Питер завопил – без слов, просто этакий боевой клич, – и, запрыгнув отцу на спину, обхватил его руками за горло. Он продолжал вопить, как резаный. Отец потерял равновесие и упал. Теперь они катались по земле, кряхтя, пиная друг друга, налетая на складные стулья. Наконец, отец подмял Питера под себя.
– Что, шпионишь за мной, сынок? – выкрикнул отец, брызжа слюной и побагровев от ярости.
Я думала, что он сейчас убьет Питера. Но потом раздался странный звук, что-то вроде шпок-шпок-шпок, и отец, сыпля проклятиями, отшатнулся. Я же увидела Ток. Она стояла рядом со сценой с пневматическим пистолетом в руке и целилась в Дэниэла, как заправский снайпер.
Теперь, когда Лиззи рассказывала о том, как Питер и Ток пришли ей на помощь, тон ее изменился, стал живым, почти взволнованным. Она продолжила свой рассказ:
– Когда же у нее кончились патроны, она бросилась на отца и, налетев, весом своего тела оттолкнула от Питера. Тот схватил один из складных стульев и принялся бить им отца. Отец пришел в ярость, но не думаю, что испугался. В конце концов он выхватил из рук Питера стул и поднялся на ноги. Одним ударом он повалил Питера на спину и сдавил ему руками горло, не давая встать.
Ток стояла рядом, извергая бесконечный поток грязных ругательств: «Ты, вонючий гребаный пидор, живо, на хер, убери от него свои гребаные лапы, или же я, на хер, убью тебя!» – и так далее в том же духе. Я испугалась, что ее крики услышат все, кто был на вечеринке, и прибегут к нам. Но никто не прибежал. Наверное, потому, что там громко играла музыка, а моя мать надрызгалась и подожгла стол.
Лиззи на миг умолкла, чтобы перевести дыхание, а когда продолжила, ее голос вновь стал монотонным голосом робота.
– Отец сжимал Питеру горло. Питер хватал ртом воздух, сипел и задыхался. Я знала, что должна положить этому конец. Если хорошенько стукнуть отца, он вырубится. Наверное, из мультиков я позаимствовала идею, что после этого у него также отшибет память, и он ничего не вспомнит, как будто ничего и не было. Я обошла сцену – там, за ней, у нас был ящик с инструментами, – и, схватив молоток, подкралась сзади к отцу и Питеру. Ток все еще кричала. Питер и отец, сопя, все еще катались в схватке. Я как можно выше подняла молоток, размахнулась и со всех сил ударила отца по голове. Он тотчас упал, но я на всякий случай ударила его еще раз. И еще. Затем я вошла в раж. Мне вспомнились все страдания, которые он причинил мне, и в каждый новый взмах молотка я вкладывала все эти месяцы лжи и боли. Меня было не остановить, совсем как в тот день, когда мы убили чучело. В конце концов Питер отнял у меня молоток. Ток отвела меня на сцену и, крепко обняв, прижала к себе и стала качать, как ребенка.
Лиззи впервые с начала своего рассказа посмотрела на Ронду. На ее лбу поблескивали капельки пота. Взгляд, который, пока она говорила, был устремлен куда-то в пространство, теперь стал ясным и острым.
– Питер и Ток затащили тело отца на сцену, затолкали его в яму и захлопнули люк. После чего Ток снова взялась меня утешать.
– И тогда появилась я, – подала голос Ронда. Она устала молчать. С этого момента это была не только их, но и ее история.
– Никто из нас не мог с уверенностью сказать, что ты видела, – продолжила Лиззи. – Мне всегда не давал покоя вопрос, как долго ты наблюдала за нами? Может, ты была так напугана, что не могла сдвинуться с места? И если ты знала, что я сделала, вдруг ты ненавидишь меня? Питер утверждал, что ты ничего не видела, иначе наверняка что-нибудь предприняла бы. Например, попыталась бы остановить, побежала бы домой звать на помощь. Меня же мучили сомнения. Чуть позже Питер и Ток тоже засомневались.
Ронда покачала головой.
– Нет, Питер был прав. Я понятия не имела, что произошло. Думала, что вы просто поссорились. Думала, что между тобой и Ток что-то было, и Питер психанул. В общем, я ничего не знала.
Лиззи кивнула, на миг закрыла глаза и продолжила свой рассказ:
– При остальном ты присутствовала и даже приняла участие, Питер решил разрушить сцену, превратить ее в груду мусора и поломанных досок, под которые никто даже не догадается заглянуть. Мы взяли из ящика остальные инструменты и в ярости принялись крушить сцену. Ломать и разбивать доски. Затем на вас с Питером рухнул задник, и вы получили травмы, что было даже к лучшему, так как это легко объясняло кровь у нас на одежде.
К этому моменту им начали досаждать комары, которых среди папоротника была тьма тьмущая. Лиззи то и дело хлопала себя по голым рукам.
– Ты обернула мне голову своей курткой, – вспомнила Ронда. Ее даже передернуло при мысли, что эта куртка наверняка была в крови Дэниэла.
– В ту ночь я избавилась от своей одежды. Вернее, от нее меня избавила твоя мать. Пока я сидела в ванне, Жюстин ее куда-то унесла, и больше я ее не видела.
– А еще ты прекратила говорить, – добавила Ронда.
– Питер сказал, что мы должны молчать. Что мы никому не должны рассказывать о том, что произошло в лесу тем вечером. Разумеется, мы с Ток послушались его – ведь он был у нас главным. Всегда. Он повторял это раз за разом. Если мы ничего не скажем, ничего как будто бы и не было. Никто никогда не узнает, что я боюсь. Что мне страшно открыть рот, потому что, как только я это сделаю, из него мгновенно все выскочит. Говорить было опасно. Теперь тебе понятно?
