Хотя Майя и наслаждалась своей ловкостью и восторгом зрителей, ей вскоре наскучила однообразная игра. Настоящих пловцов среди юношей не оказалось; вдобавок, как только они сообразят, что их выставили на посмешище, даже самая желанная девушка их не соблазнит. Как же завершить это представление, чтобы не подвести Эльвер-ка-Вирриона, который обещал Майю в награду победителю? Саму Майю это не возмущало – юноши все были из богатых и знатных семейств, их внимание много значило, а за постельные утехи ей полагался щедрый лиголь. Может, выбрать кого-нибудь наугад, подстроить какую-нибудь шутку, и все решится само собой. Но что на это скажет верховный советник? Ей давно пора вернуться к хозяину, он наверняка уже хватился любимой невольницы. Если он узнает, что она устроила, то… Майя вспомнила Мерису и испуганно вздрогнула. Нет, нельзя медлить ни минуты! На берег не выберешься – восторженные зрители ее не отпустят. Значит, надо проплыть по озеру к тому месту, где стоит ложе Сенчо. А одежду какой-нибудь раб принесет.
Внезапно раздался короткий встревоженный вопль: Шенд-Ладор оступился и беспомощно забарахтался на глубине. Вот он с головой ушел под воду, вынырнул на поверхность, захлебнулся и снова скрылся из виду.
Зрители на берегу смеялись и шумели. Те, кто заметил, что случилось, с криками заметались вдоль кромки воды.
Майя в несколько гребков подплыла к месту, где исчез юноша, и, нырнув, обхватила трепыхающееся тело. Он испуганно вцепился в нее. Майя укусила его за пальцы, вытащила на поверхность, перевернулась на спину и поволокла к берегу. Шенд-Ладор задергался, снова схватил ее и утянул под воду. Майя с трудом высвободилась, разжала руки и перевела дух, нащупывая ногой дно. Шенд-Ладор стоять не мог, поэтому она обвила его за пояс и прижала к себе, подставив плечо.
– Майя, все, хватит! – закричал Эльвер-ка-Виррион.
Несколько юношей бросились ей на помощь, забрели в озеро, подхватили Шенд-Ладора и повели его к берегу. Майя подплыла к кромке заводи, оперлась ладонями о каменный бортик, подтянулась и уселась, болтая ногами в прохладной воде. На руке вспухла и кровоточила глубокая царапина. Шенд-Ладора вытащили из озера и уложили на траве. Его приятели собрались вокруг. На Майю никто не обращал внимания.
– Как тебя зовут, дитя мое?
Благая владычица неслышно приблизилась к Майе и смотрела на нее без улыбки, напряженным, хищным взглядом. Майя смутилась – мокрая, растрепанная, обнаженная, с окровавленной рукой. Что в таких случаях полагается делать? Она поспешно встала и опустилась на колени у ног благой владычицы.
– Как тебя зовут, я спрашиваю? – повторила она.
– Майя, сайет. Майя с озера Серрелинда.
– Встань.
Майя послушно поднялась. Благая владычица была чуть выше Майи; белая накидка на плечах скрывала бледно-зеленое одеяние, перехваченное богато изукрашенным поясом, на котором висели два серебряных кинжала. Неподалеку стояла смуглая пожилая женщина в сером платье, скромном с виду, но сшитом из дорогого шелка, – судя по всему, прислужница.
– Ты в Беклу на праздник приехала?
– Нет, сайет. Я невольница верховного советника.
– Ах вот как? Невольница верховного советника? Ты знаешь, кто я такая?
– Да, сайет.
– Меня следует называть эста-сайет. Значит, ты рабыня? Наложница?
Майя кивнула.
– Сколько тебе лет?
– Шестнадцать, эста-сайет.
Благая владычица неожиданно коснулась Майиной кровоточащей царапины и облизнула пальцы.
– А почему ты здесь, а не с верховным советником?
– Эста-сайет, я как раз собиралась… – Майя смущенно осеклась.
Форнида невозмутимо ущипнула девушку за мокрую ягодицу:
– Пухленькая… Верховный советник тебя хорошо кормит?
Внезапно в парке раздался громкий протяжный вопль – мучительный, предсмертный крик мужчины. Все разговоры стихли, и тут же из-за деревьев прозвучал истошный женский визг и мольбы о помощи. Майя с ужасом различила голос Оккулы.
Сенчо доел трильсу, смешанную с пряным вином и медом, отвалился на подушки, жестом велел чернокожей невольнице размять ему живот и удовлетворенно вздохнул: вечер удался – уртайская вдовица, презрев свою заносчивую гордость, долго и смиренно умоляла верховного советника о прощении. Еще несколько провинциальных баронов хотели поговорить с Сенчо, однако он всем отказал. Насладившись отменным ужином и неумеренными возлияниями, верховный советник возжелал удовольствий плотских, а не умственных, понимая, что обильное угощение притупило его обычно острый ум и что сейчас лучше воздержаться от сложных, но утомительных интриг и коварных ухищрений.
Ему захотелось ласк тонильданской рабыни, но она еще не вернулась. Что ж, спешить было некуда, можно и вздремнуть, восстановить силы, потраченные на поглощение еды, – юная невольница относилась к своим обязанностям с чрезмерным воодушевлением. Сенчо рассеянно предавался излюбленным грезам о том, как он пожирает целый мир: огромные тучные стада, колосящиеся поля и шумные города, озера, реки и ручьи, корзины пухлых младенцев и телеги мальчишек и девчонок, – а потом, когда весь мир исчезает в его ненасытной утробе, засыпает крепким сном, в то время как боги по его повелению создают новый мир, и Сенчо, проснувшись, снова начинает его пожирать. Верховный советник с удовольствием вспоминал о совершенных злодеяниях: как он уничтожал своих врагов, как наживался на их смерти, как присутствовал на судах и на казнях, как приговоренные умоляли о пощаде, как предлагали в обмен на жизнь все свое состояние и имущество – то самое имущество, которое все равно попадало в руки Леопардов. Вот и половина имения Энка-Мардета вскоре перейдет к нему, Сенчо. Ах, как славно, что у него теперь в невольницах баронская дочь, – он очень тщательно готовился к этому шагу, потратил немало денег на подкуп солдат, но оно того стоило.
Верховному советнику редко выпадало исключительное удовольствие издеваться над девушкой знатного рода и подвергать ее всевозможным унижениям. Обычные рабыни, не обладая ни гордостью, ни достоинством, зачастую не сознавали оскорблений и считали их знаками хозяйского внимания, а потому совершенно не испытывали страданий. Да, приятно было внушить тошнотворное отвращение надменной шерне, спутнице маршальского сына; дешевая потаскушка слишком много о себе возомнила, но Сенчо ей напомнил, кто она на самом деле. Впрочем, с прославленными шернами следовало соблюдать осторожность – у них слишком широкие связи. А невольниц унижать бесполезно – они и без того унижены.
Умелые пальцы чернокожей рабыни, ловко разминая вздутое брюхо верховного советника, пробудили в Сенчо похоть; он недовольно огляделся. Куда это запропастилась тонильданка? Похоже, девчонка стала заноситься, наверняка возомнила себя хозяйской любимицей. Может быть, даже решила, что он питает к ней какие-то чувства. Что ж, придется ей объяснить, что к чему, а заодно и Мильвасену помучить. Надо посоветоваться с Теревинфией, она что-нибудь подходящее придумает. А пока плоть требовала своего, и немедленно.
