Книга Майя, страница 20. Автор книги Ричард Адамс

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Майя»

Cтраница 20

– Хирдо!

Мегдон хотел что-то возразить, но тут вмешался Парден:

– Да увези ты эту черномазую ведьму, пока она нас всех в могилу не свела своим колдовством!

– О Крэн, спаси и сохрани! – выдохнула старуха.

Мегдон промолчал. Оккула повернулась и торжественно прошествовала в кухню. Все гуськом потянулись за ней. Майя неохотно вошла последней. Оккула, скрестив руки, прислонилась к стене у очага, где по-прежнему горел огонь. Все в комнате покрылось толстым слоем жирной копоти, резко воняло жженой костью.

Старуха в ужасе разрыдалась.

– Вечером Геншед девчонок приведет, пусть здесь все отмоют, – велел Мегдон Пардену. – Шеррене одной не справиться. А ты пока волов запряги.

– Я ее не повезу, – буркнул Парден.

– Тебя и не просят, – отрезал Мегдон. – Я сам поеду. Запрягай волов, кому говорят!

– А теперь нас накормите, воды согрейте и одежду свежую дайте, – приказала Оккула, не двигаясь с места.

Через полчаса Майя, умытая и одетая в новое платье, нетвердо ступая, внесла лохань горячей воды в комнату Оккулы. Чернокожая девушка нагишом растянулась на кровати. Испачканная сажей сорочка валялась на полу. Рядом с кроватью стоял глиняный горшок, полный блевотины. Оккула приподняла голову и слабо улыбнулась.

– Тьфу ты, чуть сами не угорели! – сказала она. – Ничего, мерзавцам наверняка хуже нашего пришлось. Слушай, вынеси эту гадость, только чтоб никто не видел. Куда? А вон в окошко выплесни. И скажи мне, когда волов запрягут. Да, не забудь кого-нибудь за моим сундуком прислать!

9
Утешение Оккулы

Ближе к Хирдо проселок сменился мощеным трактом, что шел от Теттита до самой Беклы. В Хирдо у работорговцев не было своего пристанища, как в Пуре, и живой товар размещали на одном из постоялых дворов.

Путь от Пуры до Хирдо занял четыре часа по самой жаре. Мегдон не стал надевать на рабынь тяжелые колодки, а просто сковал щиколотки тонкой, но прочной цепью, и все равно дорога утомила девушек. Майя, весь день размышляя о своих несчастьях и о предательстве матери, с трудом сдерживала слезы. Оккула шепотом то утешала ее, то осыпала угрозами, обещая лишить своего покровительства, если Майя посмеет расплакаться при Мегдоне. Надсмотрщик вел волов под уздцы и старался держаться как можно дальше от Оккулы. Сама Майя свою новую подругу тоже побаивалась, а потому слезам воли не давала.

На постоялом дворе Мегдон, к своему огромному облегчению, встретил помощника Лаллока по имени Зуно, который возвращался в Беклу из Теттита. В обязанности Зуно входил надзор за состоянием живого товара и учет рабов. Мегдон, призвав трактирщика в свидетели, торопливо передал девушек Зуно и тут же отправился в обратный путь.

Майя сочла молодого человека невероятно важным господином. Роскошное одеяние, велеречивая манера разговора и снисходительное безразличие совершенно сбили ее с толку. В присутствии Зуно она снова ощутила себя деревенской простушкой, выставленным на продажу телом, – впрочем, Майя всегда остро сознавала свое невежество. Ее отталкивала надменная холодность Зуно вкупе с его странным обличьем. От длинных волос и завитой бороды молодого человека исходил аромат сандалового дерева; на небесно-голубом абшае красовалось восемь фигурных костяных пуговиц, все разные, с изображениями рыбы, ящерицы, голого мальчика и тому подобное. Мягкие кожаные лосины в обтяжку были заправлены в зеленые полусапожки с золотыми кистями. В изящной плетеной корзинке, свисавшей с локтя, сидел пушистый белый кот. Говорил Зуно много, делано и неторопливо, хотя никакого особого смысла в его словах не было.

Несмотря на все это великолепие, в Зуно чувствовалась какая-то странная отчужденность, для Майи непонятная. За прошедший год она привыкла к любопытным и жадным взглядам мужчин и, сознавая свою привлекательность, понимала, что им приятно находиться в ее обществе. Так себя вели и громила Парден, и мерзкий косоглазый Геншед. Однако же в поведении Зуно сквозило нечто необъяснимое и чужеродное, будто сам он был пернатой ящерицей или трехногой птицей. С Оккулой и Майей он держался отстраненно – не столько из высокомерия, сколько из-за необъяснимого отсутствия естественного влечения. Поначалу Майя подумала, что Зуно недоволен поручением Мегдона, хотя и не имеет права отказаться, поскольку состоит на службе у Лаллока и все равно направляется в Беклу. Впрочем, поразмыслив, она решила, что, может быть, так себя ведут все бекланцы, – для Майи Бекла была так же неведома, как дно озера Серрелинда.

Больше всего Майю пугало то, что в присутствии Зуно поведение Оккулы разительно изменилось. Зуно, то ковыряя в зубах изящной костяной зубочисткой, то поглаживая кота в корзинке, лениво отдавал приказания, а чернокожая девушка покорно стояла перед ним, не поднимая глаз, и робко бормотала: «Да, господин! Нет, господин…» Наконец Зуно небрежно махнул рукой, веля девушкам удалиться. Оккула прижала ладонь ко лбу, поклонилась и безмолвно вышла из комнаты.

Трактирщику велели запереть девушек на ночь в одной из комнат. Он накормил их ужином и просидел с ними за разговорами, сдобренными кувшинчиком вина, пока жена не напомнила, что другие посетители заждались. Чуть позже улыбчивая служанка принесла горячей воды, но свечи девушкам не дали.

– Боятся, что мы постоялый двор запалим да и сбежим, – вздохнула Оккула, устраиваясь в постели. – И как тебе нравится, что нас в Беклу этот одуванчик повезет?

– Не знаю, – уныло ответила Майя. – Странный он какой-то, мне нисколечко не нравится.

– Странно было бы, если б нравился, – усмехнулась Оккула. – Знаешь, банзи, негоже тебе расстраиваться из-за каких-то одуванчиков. Ладно, давай спать.

Под шум постоялого двора – крики выпивох, негромкие разговоры, звон посуды, шаги, хлопанье дверей – Майя крепко заснула.

Через несколько часов она раскрыла глаза. В комнате было темно – непонятно, то ли все еще за полночь, то ли уже скоро рассвет. Она встала с постели и подошла к зарешеченному окну. В небе ярко сияли звезды. Заря еще не занималась. Из трактира не доносилось ни звука. Все вокруг спали, бодрствовала только Майя, пытаясь привыкнуть к утрате дома, семьи и привычного окружения. Никогда больше она не вернется в родную хижину, никогда больше не ощутит уверенности в завтрашнем дне. Она с горечью вспомнила любимое присловье матери: «Никогда – это очень долго».

«Что же со мной станется? Каково быть рабыней? Что я буду делать? Кого встречу? – печально размышляла она и тут же по-детски любопытствовала: – И каких удовольствий ждать от жизни?» Увы, похоже, удовольствий не предвиделось. Неведомое будущее зияло бездонной чернотой. Майя прижала лоб к подоконнику и горько зарыдала.

– Банзи! – окликнула ее Оккула.

Майя вздрогнула от неожиданности – новая подруга просыпалась беззвучно – и расплакалась еще громче. Оккула повернула Майю лицом к себе, сжала в объятиях и, нежно укачивая, ласково погладила по голове:

– Ложись-ка ты в постель, банзи. Нечего у окна стоять и слезы лить. Кровать у тебя есть. И я у тебя тоже есть… если тебе этого захочется.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация