Рандронот очень расчетливо выбрал подарок: от такого чуда не отказался бы любой, обладающий мало-мальским чувством прекрасного. Шкатулка обладала волшебной притягательностью; вещицу хотелось заполучить не из уважения к дарителю и не потому, что она дорого стоила («Не меньше двух тысяч», – подумала Майя), а оттого, что вещица была редкой, прелестной и совершенно бесполезной роскошью, про которую хотелось сказать: «Мое!»
Рандронот прекрасно понимал, что драгоценные украшения или роскошные наряды Майя бы не приняла, но устоять перед этой восхитительной, непонятно для чего предназначенной безделицей смогла бы, пожалуй, только Оккула. Что хранить в крошечной шкатулке – булавки, кольца, мотки шелка? Майя, трепеща от восхищения, рассматривала изящную вещицу, и все доводы, по которым подарок следовало отвергнуть, исчезали, будто по волшебству. Шкатулка была совершенна до чрезвычайности.
– Ах, как мило! – пролепетала Майя, закрыла дверцы шкатулки и нехотя опустила ее на стол. – Передайте владыке Рандроноту, что я ему очень благодарна и подарком довольна.
– Тогда и он будет доволен. – Молодой человек наконец-то позволил себе улыбнуться, но заметно было, что мысли его заняты чем-то другим.
– Какая искусная работа! – продолжила Майя. – Я такой никогда прежде не видела. Вы не знаете, откуда она?
– Прошу прощения, сайет, но мне это неизвестно. Вещица старинная, семья барона владела ею долгие годы. Кажется, прадед нашего правителя привез ее откуда-то с юга… – Внезапно он осекся, встал и подошел к Майе. – Сайет, позвольте… точнее, мой повелитель просил меня переговорить с вами наедине.
– А разве мы не наедине? – недоуменно спросила Майя.
– Прошу вас, давайте выйдем в сад…
Почтительная холодность и сдержанность посланника раздражали Майю, вдобавок особого интереса к ней он не проявлял, а она к этому не привыкла, поэтому ей хотелось поскорее от него избавиться, но, приняв такой дорогой подарок, выдворять гостя неприлично.
– Я велю, чтобы нам на веранду вина принесли.
– Лучше прогуляемся по берегу озера, сайет.
Майя уставилась на него, как на строптивого невольника. Он невозмутимо поглядел на нее, и зрачки его в сумерках расширились, как у кота; непроницаемые темные глаза словно говорили: «Я не из вежливости вас прошу, а потому, что дело чрезвычайной важности».
Майя упрямо решила показать ему, кто здесь хозяин, позвала Огму, потребовала принести свою накидку, кувшин вина и два кубка. Молодой человек с натянутой улыбкой пригубил вино и опустил кубок на стол, после чего они с Майей вышли в сад и по тропинке, вьющейся между кустов и клумб, направились к озеру.
Юноша не торопился начинать разговор, и Майя разозлилась еще больше.
– Что ж, здесь нас никто не услышит, – не выдержала она. – Разве что сова.
– Сайет, мой повелитель просил напомнить вам, что в этом году оканчивается срок правления благой владычицы.
Майя испуганно вздрогнула, вспомнив недавний разговор с Мильвасеной. К предупреждению подруги Майя отнеслась легкомысленно, не задумываясь о грозящей опасности, а уж от посланника Рандронота и вовсе не ожидала упоминания об избрании благой владычицы.
– И что с того? – резко спросила она.
– Новую благую владычицу выбирает народ.
– Но ведь… – Майя отвернулась и сорвала увядший цветок с куста гвоздики. – Все равно ведь совет Леопардов решает, кому быть благой владычицей.
– Видите ли, сайет, Леопарды во мнениях расходятся, а народ единодушен в своем желании. Вот об этом мой повелитель и просил вам напомнить.
У Майи задрожали колени, к горлу подкатила тошнота. Неподалеку, в зарослях ивняка, стояла мраморная скамья, и Майя, обессиленно опустившись на нее, ухватилась за прохладный подлокотник. Молодой человек присел рядом и негромко произнес:
– Форнида наверняка попытается сохранить титул благой владычицы, но народ этого не допустит – она и без того слишком долго испытывает терпение богов.
Майя безмолвно уставилась на темную воду озера.
– Маршал, разумеется, желает видеть на месте благой владычицы знатную госпожу, пользующуюся повсеместным уважением. Во всеуслышание он пока ничего не объявлял, но все догадываются, что он предложит Мильвасену, дочь убитого хальконского барона Энка-Мардета, спутницу Эльвер-ка-Вирриона, надеясь, что ее избрание поможет примирить Халькон с Беклой и польстит мятежным хельдрилам. Вдобавок если маршальский сын вернется из Халькона с победой, то жители столицы с готовностью изберут Мильвасену благой владычицей.
– Она в тягости, – заметила Майя, желая подчеркнуть, что Мильвасене будет не до торжественных церемоний.
– Вот именно, сайет, – кивнул Секрон. – Спутнице бога это не подобает. Однако же дело в том, что хотя Мильвасене и сочувствуют, но обожают и чествуют не ее, а другую – ту, которая переплыла Вальдерру и спасла империю.
– У-Секрон, я не желаю об этом говорить! – воскликнула Майя. – Прошу вас, уходите и передайте вашему повелителю, что я не собираюсь…
– Сайет, умоляю, одумайтесь… Всем известно, что вы переправились через Вальдерру не ради славы, а чтобы остановить кровопролитие.
– Ну и что? При чем тут это?
– Во всей империи вы – единственная женщина, которую единодушно признают благой владычицей. Если вы откажетесь, то найдется десяток желающих стать благой владычицей, народ взбунтуется, и все закончится тысячами смертей. А если изберут вас, то все будут жить в мире и согласии, потому что именно вам благоволят боги.
Подобных обвинений Майя никак не ожидала; перед глазами у нее замелькали призрачные, туманные силуэты, угрожающе скользя в сумраке среди деревьев у озера; темный сад, мотыльки, кружащие над кустами планеллы, Майин особняк с освещенными окнами (Огма уже зажгла лампы) – все дрожало и расплывалось. От ужаса она ахнула и, кутаясь в накидку, боязливо огляделась.
Секрон, не понимая причин ее испуга, вскочил со скамьи и заозирался.
– Вы кого-то заметили, сайет? Где?
– Нет, не тревожьтесь, здесь никого, кроме нас, нет. Я не хочу быть благой владычицей. Мне и так хорошо.
– Сайет, но ведь такова воля богов! Вспомните, многие из тех, кого боги делали своими избранниками, поначалу не верили божественным предначертаниям и настаивали, что они самые обычные люди, потому что в своем смирении полагали, будто они простые смертные. Вспомните, как Депариот, сирота и раб…
– Ох, да замолчите вы! Оставьте меня в покое! – Майя встала и торопливо направилась к берегу. – У-Секрон, уходите! Вернитесь в дом и подождите меня там. Мне надо подумать.
Над озером загорались звезды; неверный свет уходящего дня угасал на западе, над дворцом Баронов. Майя повернулась спиной к набегающим на берег волнам и поглядела на сад. На севере, над самым горизонтом, колыхалось туманное сияние, как будто перед восходом луны. Майя рассеянно скользнула взглядом по странному мареву, но, погруженная в свои мысли, не придала ему никакого значения.
