И вот она медленно вернулась на берег, подошла к Шаккарну, пылко обняла его, и они приступили к делу. Я вам вот что скажу – ни стыда, ни приличий боги не ведают, какие бы добродетели ни приписывали им смертные. Так что величия и благородства в Шаккарне ровно столько же, сколько в грозе или в наводнении. Что дальше было, я рассказывать не стану, хотя многие любят всякие непристойности городить. В «Лилейном пруду» у нас были покои, расписанные изображениями Леспы с козлом, так посетители за отдельную плату туда приходили. А ведь истина – она не всем открывается, многие к ней глухи и слепы. Все дело в том, что любой рассказ надо самому прочувствовать, понять, что часто одинаково верны две прямо противоположные вещи. Наша красавица и скромница Леспа совершила то, что многие назовут гадким и гнусным, хотя для нее самой в этом заключалась божественная истина и бесценный дар, отказываться от которого она не собиралась ни за что на свете. Смелость – вот что движет миром! – вскричала Оккула, наполнив кубок вином, и стукнула по столу кувшином так, что подскочили ножи. – А трусы пусть себе киснут в невежестве!
Так вот, некоторые говорят, что с того дня Леспа стала каждый день в лес уходить, встречалась у озера с Шаккарном, там их соседи и выследили; а другие сказывают, что все случилось в тот же день. Как оно там на самом деле было, сейчас уже никто точно не знает. В общем, пошла какая-то старуха в лес хворост собирать, да и услыхала из-за кустов сладкие девичьи стоны и страстный шепот. Ну, порядочный человек – он что сделает? Отвернется и дальше по своим делам пойдет, чтобы не мешать никому…
– Мы никому не скажем, правда? – задумчиво пробормотала Майя.
– Что, банзи?
– Да так, вспомнилось.
– А, ну ладно. Так вот, значит, эта старая карга пирога от коровьей лепешки не отличала, где уж ей было бога в козле признать! Завидно ей стало, что кому-то удовольствие выпало, вот она и решила на всю деревню негодницу ославить. Подкралась она поближе и зырк! А там… Ох и завизжала она! На всю округу вопли разнеслись, от Кебина до Зерая слышно было. Другая бы на ее месте пришла бы к Леспиной матушке, предупредить и посоветовать, так ведь нет же – заковыляла в деревню, разохалась там на все лады. Все из домов повыскакивали, мол, что случилось, где пожар. «Ах, там такое! – завопила старая сплетница. – Ох, глаза б мои не глядели! Эта Леспа-недотрога, что целый год к себе никого не подпускала, – на самом деле тварь распоследняя! Теперь понятно почему! Ох, да кабы вы видели…» – «Да что такое случилось?» – «Как – что?! Ох, мерзость какая! В лесу козел ее бастает – здоровенный вонючий козел! Я своими глазами видела, вот не сойти мне с этого места!» – «На костер ее, ведьму! Она порчу на деревню наводит! С бесами сношается!» – «А хуже всего, что ей это в радость!»
Тут все деревенские похватали дубинки, колы да вилы и в лес отправились, а по пути все придумывали, как бы с мерзавкой расправиться. Вот вбежали они в чащу, к тому самому озеру, где Леспа с Шаккарном миловались – ну или не миловались, не знаю. Сельчане-то шум подняли, но Шаккарн – бог, смертные ему – что мошкара, ради них он останавливаться не собирался. А красавица Леспа доверилась своему возлюбленному и убегать не стала, хоть и боязно было поначалу. Вдобавок сердце у нее не дрогнуло, ведь она знала о божественной сущности Шаккарна.
Так вот, деревенские любовников окружили и давай на Леспу орать, кулаками махать, а на козла внимания не обращают, мол, козел – он козел и есть. Леспа стоит перед ними в чем мать родила, только никто даже и не подумал дать ей одеться. А потом какой-то умник в нее камень швырнул, прямо в плечо попал. Леспа вскрикнула, рану рукой зажала, а кровь оттуда так и хлещет.
Тут Шаккарн Леспу собой заслонил и на толпу уставился горящими глазами. Один из сельчан, портной, ткнул в красавицу шестом – и вдруг все заверещали, потому что каждый на себе удар ощутил. Ну, они перепугались и с воплями убежали, а в чаще одна Леспа осталась со своим круторогим богом.
И вдруг Леспа почувствовала, что стала легче воздуха и взмыла над деревьями вместе с Шаккарном, не чувствуя ни холода, ни боли. Нагота утратила смысл – не назовешь же нагой ласточку или стрекозу. А Шаккарн принял свое истинное обличье, только описать его я не могу, и никто из смертных не может, потому что нашим глазам узреть его не дано, но преображенная Леспа, обретя свою божественную сущность, без страха глядела на ослепительный лик своего любовника. Весь долгий летний день – с рассвета до полудня, с полудня до росных сумерек – возносились они в небеса, а когда закатилось солнце, Леспа вошла в звездный дворец и стала вершить свои божественные дела. Да-да, а вы думали, у богов дел нет? Есть, и превеликое множество, и творят их боги безостановочно, вот как музыканты или там зодчие и ваятели.
Понимаете, Леспа достигла того, к чему стремятся все женщины, – познала себя до самого конца, без утайки, и приняла все свои достоинства и недостатки. И каждую ночь она дает возможность пройти этот путь тем, у кого хватит на это терпения и смелости, – посылает вещие сны, наводит морок и дурманит голову… О владычица сокровенных грез! Хотите, я расскажу вам, какая она на самом деле? У меня на родине… ах, у меня на родине…
– Ага, вот и ты расплакалась! – вздохнула Майя.
– Да помолчи ты! – вскричала Оккула. – У меня на родине, в Серебряном Теджеке, площадь перед храмом Канза-Мерады вымощена золотыми и зелеными плитками – твердыми, как камень. Однажды я ждала там Зая, отца своего, и вдруг увидела у ног стебелек крапивы, тоненький, как ниточка, – расколов плитку, он пробился сквозь мостовую, потому что богине так было угодно. Ну и я его не тронула…
Все замолчали.
– Ты сама как стебелек, – сказала Майя.
– Ох, молчи уж. Лучше своими делами займись, а с собой я уж как-нибудь разберусь, – проворчала Оккула. – Знаешь, загадки Леспы так просто не разгадать. Она никогда не скажет, что делать, а просто напомнит, где ты сейчас.
За окном вспыхнули огни на часовой башне в нижнем городе.
– Что ж, пора и расходиться, – опомнилась Оккула. – Сейчас узнаем, вернулся ваш провожатый или нет еще.
74
Эвд-Экахлон задает вопрос…
Из ночи в ночь комета заливала туманным сиянием небо на севере, но ничего ужасающего и необычного не происходило, поэтому бекланцы постепенно успокоились. Жрецы изрекали расплывчатые объяснения о благоволении богов и о том, что ничего дурного звезда не предвещает. Однажды паломники дождались появления верховного жреца у входа в храм, обступили его плотным кольцом, и ему пришлось снизойти до разговора с простолюдинами.
– Представьте себе, как испугались люди много тысяч лет назад, – важно начал он, – когда в небесах впервые появилась луна. Наверняка они содрогались в своем невежестве и ожидали всевозможных несчастий. И даже теперь, когда нам доступны особые приспособления и искусство точных вычислений… – он обвел рукой храмовый квартал и указал на Тамарриковые ворота, – многое остается скрытым от нашего взгляда. К примеру, мы можем предсказать фазы луны, но не знаем, чем они вызваны, хотя, как известно, луна – благое, а не дурное знамение.
