– Все равно против воли вы меня не заставите! Не буду я благой владычицей, и все!
– Ты меня удивляешь… В чем дело? Струсила, как приятель твой, Эльвер-ка-Виррион?
– И вовсе я не струсила, хотя страшно мне до смерти. Не желаю я быть благой владычицей! И деньги я вам верну.
– Да? Ты их не растратила?
– Вот как на духу, я немного взяла, но бóльшая часть на месте. Я вам отдам, что есть, и потом верну остальное.
Рандронот сел в кресло, оперся локтями о колени и, склонив голову, задумался.
– Мой повелитель, я спать хочу, – сказала Майя. – Может, вам пора?
– Комета затухает, – задумчиво произнес он. – Ты видела? Верный знак, что власти Леопардов конец пришел.
– Ох, да уходите же вы поскорее!
– Нет, Майя, никуда я не уйду, – ответил он. – Секрону велено сюда с докладом явиться, как только войска город займут.
– Сюда? – ошеломленно прошептала она.
– Да. Так что я отсюда не уйду и тебя не выпущу. А как только город возьмем, соберем народ на Караванном рынке и во всеуслышание провозгласим тебя благой владычицей. Ты, конечно, можешь заявить, что отказываешься, только народу это не понравится. Боюсь, выбора у тебя нет.
Майя вскочила и бросилась к дверям.
– У ворот мои солдаты стоят, им приказано никого из дома не выпускать, – заметил Рандронот.
– Да кто вам позволил в моем доме распоряжаться?! – негодующе воскликнула Майя.
– А кто тебе позволил сорок тысяч мельдов к рукам прибрать? Прости, но я думал, что мы с тобой друг друга понимаем и даже любим. Нет уж, теперь меня ничто не остановит. А тебе надо было сразу Секрону сказать, что ты в это дело впутываться не желаешь.
– Значит, я ваша пленница?
– Нет, что ты! Надеюсь, в ближайшие часы ты это поймешь. Я тебя очень люблю, и это не притворство.
– Тогда я спать пойду, можно?
– Конечно, только я пойду с тобой, чтоб ты из окна не выпрыгнула. От такой отчаянной девушки, как ты, всего можно ожидать.
– Я не сбегу, честное слово!
– Честное слово? Ты ведь уже обещала нам помочь… Боюсь, твоим обещаниям веры больше нет.
В спальне он уселся в кресло и задремал. Майя улеглась в постель, притворилась спящей и незаметно уснула – ее сморила усталость.
На рассвете Майя проснулась и, не открывая глаз, задумалась, что делать дальше. Ясно было, что сбежать не удастся. Главное – не рассердить Рандронота. Наверное, лучше сказать ему, что она согласна на его предложение, а потом подыскать случай и… Она мысленно обратилась к Леспе с просьбой о помощи и молила богиню до тех пор, пока не ощутила в себе смутную надежду. «Что ж, если мне суждено погибнуть, я умру ради Зан-Кереля. Ведь недаром я не уехала с Нассендой на Квизо, а осталась в Бекле. Наверное, такова воля Леспы…»
Майя открыла глаза и приподнялась на подушках. Рандронот сидел в кресле и не спускал с нее глаз. Она спрыгнула с кровати, подбежала к нему и расцеловала в обе щеки.
– Ах, простите меня, мой повелитель! Я ночью себя не помнила от страха, так разволновалась! А еще спать очень хотелось… Честное слово, я вам помогу!
Он кивнул, взял ее руки в свои и поцеловал.
– Ты слугам ничего пока не говори, – предупредил он. – Пусть думают, что я за утехами к тебе пришел. Солдатам я велел молчать. Ты по утрам служанку на рынок посылаешь?
Майя кивнула.
– Вот пусть она и идет, – милостиво разрешил Рандронот. – Деньги я ей дал, просил не говорить, что я здесь. А теперь пора завтракать.
Все утро Майя усиленно делала вид, что ничего особенного не произошло: она занялась вышивкой, потом целый час читала и упражнялась в чистописании, надеясь, что к ней заглянут Неннонира или Отависа, но в гости никто не пришел. В полдень она поднялась на крышу и поглядела на город, затянутый дымкой летнего зноя. Рынки были пустынны.
– Караваны с товарами из Икета, Хёрла и Дарая не приходят, – объяснил ей Рандронот. – В тех местах слишком неспокойно. Может, с севера что-то привезут, но и там смута назревает.
Майя обеспокоенно вспомнила Нассенду, однако промолчала.
Днем Рандронот несколько раз поднимался на крышу и озабоченно поглядывал на юг.
– Надеюсь, Секрон уже на подходе, – вздохнул он. – Лишь бы его ничего не задержало.
– А что его может задержать? – скрывая волнение, спросила Майя – ей очень этого хотелось.
– Понимаешь, мне известно, где сейчас Эркетлис и бекланские войска, а вот про Эллерота я ничего узнать не смог.
– Эллерот – это который с Эркетлисом? А кто он вообще?
– Эллерот – старший сын и наследник саркидского бана; юноша пылкий и отчаянный. В Саркиде его любят, он хельдрилов поддерживает и полководец хороший. Как только Эркетлис мятеж поднял, Эллерот собрал добровольцев и отправился в Халькон на подмогу. А после сражения Эркетлис ушел на юг, в Икет, а Эллерот решил освободить невольников из питомника в Ортиде, поэтому направился в Тонильду. Неизвестно, где он сейчас и что замышляет. Отряд его действует слаженно и споро, они вполне могут перехватить войско Секрона.
– А откуда он про графа Секрона знает? – спросила Майя. – Ко мне вчера знакомый приходил, Шенд-Ладор, так он про вас и не догадывался.
– Видишь ли, от Эллерота всего можно ожидать, – ответил Рандронот и погрузился в угрюмое молчание.
Час спустя Майя задремала. Ее разбудили крики и стук в дверь. Она выглянула в окно и увидела, как у ворот Бреро, оборванный, потный, в пыли и в грязи, громко объясняет что-то Джарвилю и солдатам.
– Кто это? – спросил Рандронот.
– Бреро, мой носильщик. Он три дня назад ушел с Форнидой воевать…
– С войском Дераккона?
– Да. Ох, что-то дурное стряслось!
– Впусти его, – помолчав, велел Рандронот и решительно направился в гостиную.
82
Возвращение Бреро
Обессиленный Бреро, пошатываясь и щуря воспаленные, покрасневшие глаза, вошел в дом. Струйки пота стекали по запыленному лицу солдата. Едва держась на ногах, он отсалютовал Майе, прижав к сердцу правую руку, перевязанную грязным лоскутом.
Майя попросила его сесть и велела Огме, с любопытством выглядывавшей из-за двери, принести вина.
– Лучше воды, сайет, – прохрипел Бреро и зашелся кашлем. – Я сейчас, только передохну чуток, совсем сил не осталось.
Он залпом выпил воду, отдышался и попросил еще.
– Ты ранен? – спросила Майя.
– Пустяки, царапина, – ответил он. – Простите, сайет, я вам все полы испачкал…
– Ничего страшного, – отмахнулась она. – Сейчас искупаешься, переоденешься в чистое…