Лес этот дышал — то увеличивался в размерах, то уменьшался, причём вразнобой: одно из рядом стоящих «деревьев» вырастало, другое сжималось, скукоживалось, и от этого непрерывного шевеления рябило в глазах. Точнее, «родич» на это реагировал спокойно, для него мир вокруг был привычен и не нов, но для гостя он оказался слишком динамичным и диким, и сознание Прохора не сразу привыкло к постоянному миганию и трансформации пейзажа, в котором трудно было усмотреть геометрическую упорядоченность и подчинение какой бы то ни было стройной системе построения.
Лишь спустя время Прохор, ошеломлённый сверкающей калейдоскопичностью открывшейся иномирной панорамы, разглядел жителей непонятно чего (на город этот фрактальный лес с человеческой точки зрения не походил), а также осознал, что объекты, принятые им за колючие деревья, на самом деле представляют собой искусственные сооружения! Несмотря на неровность стен и колючек, превращавших здания в скопления фрактальной пены. А проглатываемые гигантами связки цветных «мыльных пузырей», порциями выплёвываемые обратно, и есть жители города.
С ума сойти! — констатировал Прохор, разглядывая потоки «пешеходов» и диковинные аппараты, переносящие их во всех направлениях, похожие на постоянно меняющие форму «ананасы». Фиг здесь отдохнёшь!
Перетекание форм, мелькание живых и неживых (кто разберёт?) объектов, дрожь диковинного пейзажа начинали вызывать тошноту. Долго воспринимать постоянное формодвижение вокруг человеческое сознание было не приспособлено. Надо было возвращаться. Найти «родича» ДД в окружающем трясущемся пространстве не представлялось возможным.
«Родич» Прохора между тем «гулял», то есть слонялся без дела (по оценке гостя) по «улицам» города и нигде долго не задерживался. Очевидно, его аппарат визуального восприятия по физическим принципам был близок к человеческим глазам, что и позволяло Прохору видеть здешний мир без особых искажений.
«Родич» остановился перед гигантским «небоскрёбом» — гранёным сооружением, формой напоминающим шип кактуса. Шип не только «дышал», но ещё и гудел, а его стены то и дело покрывались сыпью разнокалиберных отверстий.
Аборигены почему-то обходили это сооружение стороной.
В глазах снова зарябило — так сознание Прохора отреагировало на метаморфозы шипа-здания.
Пора, подумал он с сожалением, понимая, что если ДД и оставил здесь, в мире 12345678987654321, какой-то след, соорудив с помощью местного «родственника» тихое пристанище, то найти его без указания координат будет практически невозможно.
«Душа» выбралась из пси-сферы «родича»… и вернулась обратно! Прохор даже не успел понять, что произошло. Некое упругое поле не пустило его в незримую шахту трансперсонального числоперехода!
Он изумлённо прислушался к шуму в пространстве: показалось, он не сам вернулся в голову «родича», а будто кто-то шлёпнул его пониже спины!
«Бред! — подумал он. — Это невозможно! Мне показалось».
Попытался ещё раз войти в струю «движения без движения»… и получил новый шлепок по «заднему месту», вернувший его обратно в голову «родича».
Встрепенулась интуиция. Прохор внезапно прозрел, что напрасно полез в Бездны, где всем заправляли Владыки. Они должны были предусмотреть появление формонавтов в их владениях, в первую очередь — Смирновых и Саблиных, овладевших числопереходом и доставивших им немало огорчений, и теперь он угодил в расставленные Охотниками или другими слугами Владык силки.
Он рванулся изо всех сил… и вывалился назад, в сознание «родича», начавшего проявлять признаки беспокойства. В его чувственной сфере — мысленная была почему-то совсем пуста, будто он вообще не думал, — родились вполне человеческие эмоции: удивление, недоверие, раздражение и озабоченность. Гостя из «верхних» числомиров (впрочем, он мог и не знать, что это такое) обнаружить в своей голове он не ожидал.
Прохор, уже не обращая внимания на блокировку своего присутствия, в панике попытался в четвертый раз пробиться из головы «родственника» в поток «движения без движения», но снова потерпел неудачу. Шлепок, вернувший его обратно, дружеским назвать было трудно, от него начинал «болеть копчик», выражаясь фигурально, и мутилось «в голове».
Создавалось впечатление, что на его пути вставала невидимая силовая стена, в которую он врезался, как пуля, выпущенная из карабина, и отражался от неё, как луч света от зеркала, получив вдобавок толчок «в зад».
«Родич» встревожился основательно.
Прохор почувствовал его нарастающее возбуждение и одновременно желание помочь. Этот житель фрактально-колеблющегося мира не испугался, как следовало ожидать, он был готов принять гостя и предложить ему убежище!
«Прошу прощения, — заговорил «взмокший» от усилий оставаться невидимкой Прохор. — Я не хотел вас тревожить».
Новый всплеск эмоций, по большей части положительных, — мысли «родича» не воспринимались вообще, будто он и в самом деле не думал, — подсказал гостю, что его здесь ждали.
«К чёрту! — не поверил Прохор. — Надо убираться отсюда!»
Где-то неподалёку раздался вой, на «улице» показался экипаж, формой напоминавший прозрачно-зеркальный огурец. Из него посыпались на «тротуар» пассажиры — странные существа, составленные из шестерёнок, гаек, винтов, болтов и металлических с виду деталей. Странным образом эти существа напоминали людей. От пешеходов, снующих по «тротуарам» во всех направлениях, их отличали зеркальные «доспехи».
«Родич» внезапно бросился бежать.
Прохор опешил, не ожидая такого развития событий, потом предположил, что это местная полиция. Хотя, вполне возможно, это были Охотники, сначала запершие формонавта в голове местного «Прохора Смирнова», а затем получившие сигнал, что гость прибыл.
Прохор затаился, лихорадочно соображая, как вести себя в создавшейся ситуации.
Сбежать из головы «родича» он не мог, непонятным образом его сознание-личность заперли в сознании-личности местного математика (впрочем, это ещё вопрос — математик он или вообще без образования). Но и подсказать ему, что делать, Прохор тоже не имел возможности, по-прежнему не слыша мыслей «родственника». К тому же он не знал особенностей «мира перемноженных репьюнитов». Оставалось только ждать, чем всё закончится, и по мере возможности пытаться сбежать.
Между тем события развернулись масштабные.
Во-первых, часть пешеходов почему-то стала мешать «родичу» бежать.
Во-вторых, мгновенно набежала толпа других пешеходов, которые схватились с теми, кто мешал беглецу.
Драка началась нешуточная, с применением электрических палок, обвитых голубыми молниями, и самых настоящих лучемётов. Каждая вспышка такого лучемёта испаряла «руки», «ноги», «головы» и торсы аборигенов.
Поднялся дикий квакающий гвалт!
Попало и зданиям-колючкам, стоящим с двух сторон «улицы»: некоторые из них, по которым прошлись очереди лучемётов, начали корчиться как живые и истекать паром.
