— Вы даёте! — пробормотал Харитоныч, понаблюдав, как оживают и снова засыпают по очереди спящие и Данияр с Валерией.
— Я потом тебе всё объясню, старик, — похлопал его по плечу Роберт Салтанович.
— Мистика какая-то!
Саблин хотел возразить, но Волков опередил его:
— Если бы мистика, дружище, самая что ни на есть реальная физика. — Он заметил взгляд Саблина, добавил с еле заметной улыбкой: — Харитоныч — бывший опер «Альфы», привык опираться на материализм и эмпириокритицизм, никаких тебе дедукций, индукций и интуиций.
— Меньше знаешь, лучше спишь, — проворчал бывший спец подразделения ФСБ «Альфа».
— Не страшно ему таскать винтарь у всех на виду?
— Так кто знает, что там винтарь? — хитро прищурился Харитоныч. — К тому же у меня разрешение на ношение «Винтореза», самим министром подписанное.
Начали передислокацию.
Саблин вселялся в Прохора, отшагивал его ногами сто метров, вместе с Валерией, пересаживался в жену, которая возвращалась обратно и высаживала мужа в его родную голову. Затем то же самое проделывалось с Устей.
Меркабу перетаскивали втроём, меняясь по очереди. Она была не столько тяжёлая, сколько громоздкая.
Таким образом, сделав полтора десятка пересадок и затратив на это почти четыре часа, добрались до пещеры, в которой когда-то застряли Саблины, выбравшись оттуда только с помощью формотранса.
Валентин нашёл всю группу, когда она уже расположилась в пещере и начала разбирать перенесённые вещи, в том числе палатку.
— Всё в порядке, — сообщил бывший десантник, не привыкший унывать, раздражаться и паниковать. — Полиция задержала двоих, я видел, погналась за мной, но я оставил машину на площадке над рекой, возле скамеечки, там столько мусора понаоставляли! — дал кругаля.
— Егерей не видел, то бишь казаков?
Валентин задумался.
— Слева, на скалах, километрах в трёх отсюда, вроде тень мелькнула… но я особенно не вглядывался.
Данияр и Волков обменялись взглядами.
— Казаки мужики ушлые, — сказал Роберт Салтанович. — Если увидели — могли проследить.
— Там на первой базе ещё группа пасётся, — сказал Сергей Николаевич. — Все ребята явно со спецподготовкой. Если и эти сюда нагрянут…
— Костя, Валя — на периметр, слева и справа от расселины, замаскируйтесь в скалах. Иван Харитонович, выберите позицию для стрельбы, возможно, придётся отбиваться. Пётр Фомич, собирайте меркабу.
— Я, пожалуй, тоже выйду, огляжусь, — сказал Волков.
— Хорошо, Сергей Николаевич.
— А мне что делать? — спросил Царь Салтан.
— А мы с вами попробуем разведать убежище. Пещера уж больно правильная, вы не находите? Там дальше ступеньки и колодец.
Мужчины ушли.
— Я бы чай вскипятила, — тихо проговорила уставшая Валерия.
— Отдохни, нам нельзя ничего жечь, дым костра легко заметить.
Саблин выбрался из пещеры, оглядел скалы, небосвод, и ему показалось, что в Ергаки сейчас съезжается, сходится, собирается разный боевой народ, получивший задание убрать команду формонавтов.
Он поёжился, собираясь вернуться, но в ухе тихо просвистел сигнал мобильного.
Заныли зубы.
— Кто? — спросил он, бросив взгляд на браслет айкома.
— Я, — ответил гортанный голос.
— Талгат!
— Вы где, Данияр Тимофеевич?
Саблин хотел отшутиться, мол, у чёрта на куличках, но араб мог не знать русских шуток, и желание прошло.
— Мы переехали, Талгат. Вы сами где сейчас?
— В посёлке «Мечта», тут ваша полиция шмон устроила, всех проверяет, меня тоже. Но у меня дипломатическая неприкосновенность, меня задерживать не стали. Я нашёл ваш коттедж…
— Мы в семи-восьми километрах южнее, нашли убежище.
— Как вас найти?
— Выберись на тропу… хотя подожди, я сам за тобой приду в посёлок.
— Не стоит, пока сюда дойдёшь, да пока обратно… сам найду, не маленький, скажи только, как ориентироваться.
Саблин объяснил, как найти пещеру.
— Смотри, чтобы за тобой никто не увязался. Увидишь кого — сразу звони, связь здесь на удивление приличная, спутники летают чуть ли не каждую минуту.
Ждать Талгата пришлось три часа, появился он у тропы, где за камнями сидел Костя, уже в начале четвёртого, когда в горах начало вечереть. Костя помог арабу дойти до пещеры, вернулся обратно с бутербродом, который соорудила ему Валерия, и с бутылкой воды.
Саблин и гость потискали друг друга, затем Талгат и Волков обнялись, как старые друзья, хотя много лет назад представляли две разные спецслужбы: русскую разведку и арабскую контрразведку.
— Есть будешь? — предложил Сергей Николаевич. — Правда, всухомятку, горячего нет.
— Есть не буду, водички попью. И я не один.
Мужчины внимательно оглядели стены ущелья, Талгат усмехнулся, и Данияр понял:
— Ты… с Таглибом?
— Бери выше. Нас нынче трое.
— Ты, Таглиб… неужели и Дмитрий Дмитриевич?
— Документы показать?
Саблин смутился.
— Сюрприз, однако. Что вас заставило терпеть все трудности перехода?
— Мы недавно переселились. Обстановка изменилась, нужна срочная консультация.
— Сесть некуда, сами видите, как мы тут устроились.
Талгат, одетый по-походному, в туркомплект «горный», оглядел пещеру, привыкая к полумраку, покосился на стоящую у стены меркабу, возле которой возился Пётр Фомич.
— Потерпим. Почему вы перебазировались именно сюда?
— Пещеру не видно ни с тропы, ни сверху, подходы хорошо просматриваются, а главное — простреливаются. Какое-то время продержимся, если нас заметят, пока не прилетит «вертушка».
Талгат присел на камень, оглядел расположившихся напротив мужчин, державшихся буднично, без суеты, покачал головой.
— Маловата наша армия.
— Какая имеется, — пожал плечами Саблин.
— Я к тому, что никто не знает о нашей миссии. А ведь мы, по сути, спасаем мир.
— Самое противное, что государство бессильно нам помочь, — сказал Волков.
— Тут вы правы, полковник. Админы легко управляют людьми, запрограммировать министра или даже президента любой страны для них не проблема. Всадил программу — и решай свои задачи. Конечно, решить главную проблему — пройти в Первомир — с помощью государственной мощи невозможно, не поможет ни армия, ни техника, ни ядерная бомба. Зато если надо уничтожить мешающих Админам людей, они могут и армию направить, и бомбу сбросить. Об этом надо помнить всегда. Но к делу. Господин Эблиссон, двадцать второй Админ, собирается прорваться в ваш превалитет посредством меркаб. В его распоряжении двадцать одна меркаба, двадцать вторая у вас, и он надеется присоединить её к остальным во что бы то ни стало.