Устинья засмеялась и обняла его.
— Я пошёл спать. — Саблин повернулся к выходу. — Спальня в вашем распоряжении, я лягу в гостиной на диване. Пойду проверю машину.
— Мы тоже ложимся? — прошептала Устинья. — Или ты ещё посидишь у компа?
Он молча увлёк её в спальню.
Экзоты
Спал Прохор как убитый! Сам не проснулся бы, не разбуди его Устинья. Её рука легонько коснулась щеки, погладила, ущипнула за ухо, и он с трудом разлепил веки.
— Вставай, соня, — засмеялась она, одетая по-походному в джинсы и синюю футболку. — Завтрак стынет.
— Который час? — вяло промямлил он.
Устинья чмокнула его в мятую щёку.
— Без двадцати семь. В семь выезжаем.
— Зачем так рано?
Глаза Устиньи стали большими.
— Мы же вместе решили выехать пораньше.
— Не помню… а где Дан?
— Спустился вниз.
Прохор попытался притянуть Устинью за руку к себе, но она вырвалась, шутливо погрозила пальцем:
— Не шали, а то ведёшь себя как…
— Кто?
— Рабовладелец.
Он сморщился, прижал руку к груди.
— Ох!
Устинья внимательно пригляделась к нему, неуверенно шагнула к кровати.
— Сердце? Или ты шутишь? Где больно?
Он схватил-таки её за талию, притянул к себе, начал целовать, и через несколько секунд она сдалась…
Саблин пришёл, когда Прохор вслед за Устиньей, шмыгнувшей на кухню, шлёпал босыми ногами из ванной комнаты.
Он посмотрел на дверь в кухню, на Прохора, сказал официальным голосом:
— Машина подана, сэр.
— Я готов, — сказал Прохор, начиная спешно одеваться.
— Ага, — сказал Саблин, рассматривая его умными глазами, — вижу. Позавтракал?
— Дай мне три минуты.
— Да хоть четыре. Я буду ждать вас внизу. — Саблин подхватил спортивную сумку с вещами, бросил Прохору ключи от квартиры и вышел.
Из кухни выглянула Устинья. Лицо у неё было деловитое, но чуточку смущённое.
— Иди ешь. Дан уже позавтракал.
Прохор быстро умял бутерброд с сыром, второй с колбасой, выпил чашку кофе с молоком, спохватился:
— А ты почему не ешь?
— Я позавтракала раньше всех. — Устинья начала спешно убирать со стола и мыть посуду.
Прохор понял, что она чувствует себя не в своей тарелке, подошёл, обнял со спины.
— Не сердись на меня, Дан всё понимает.
— Я не сержусь, — замерла девушка. — Но ты такой… пополамный…
— Какой?
— Двойственный, колеблющийся, не знаешь, чего от тебя ждать: то приголубишь, то остудишь.
— Прости, я и сам себя ненавижу за это. Обещаю никогда не…
Она стремительно повернулась в его руках, прижала палец к его губам:
— Никогда ничего не обещай! Или делай, или не делай, но не обещай.
— Хорошо, не буду, — согласился он. — В таком случае не обещаю, что наш утренний… э-э, моцион не повторится.
Устинья сурово свела брови, но не выдержала, фыркнула и развела его руки:
— Посмотрим на твоё поведение, сэр. Собрался? Я тоже. Пошли.
Через несколько минут они спустились во двор саблинской многоэтажки.
У подъезда стояли две машины: серебристый фургон «Шевроле» и чёрный растопырчатый джип «Магнум». За его затемнёнными стёклами не было видно ни одного человека.
Прохор задержал на нём взгляд.
— Эти парни будут нас сопровождать до Москвы, — сказал Саблин.
— Кто они?
— Знакомый из ЧОПа подсуетился, дал своих сотрудников.
— Послушай, может, ты не поедешь? — неуверенно проговорил Прохор, медля залезать в фургон, на борту которого красовался герб России с двуглавым орлом и чуть правее надпись: «Спорткомитет РФ».
— Это с какого бодуна? — осведомился Саблин.
— У тебя же чемпионат на носу.
— Я снял свою кандидатуру. А организацией чемпионата занимается Женя, партнёр, так что всё в порядке.
— Ты его небось огорчил.
— Не без этого, но как-нибудь переживёт. Садись, чего ждёшь?
Прохор влез в салон машины, сел рядом с Устиньей.
Саблин занял место рядом с водителем.
Фургон выехал со двора, поворачивая к улице Ленина, переходящей за городом в трассу Иваново — Владимир.
— Побег… — пробормотал Прохор, глядя на просыпающийся город, залитый лучами утреннего солнца.
Устинья взяла его за руку.
— Ничего, это временно, мы вернёмся.
Он не ответил. На душе было ветрено и пасмурно, настроение упало, жизнь менялась, а чем закончатся эти перемены, никто сказать не мог.
Выехали за город.
Джип «Магнум» отстал по воле чоповцев, знавших своё дело назубок. Не успели обе машины отъехать от города и десяти километров, как у Саблина зазвонил телефон.
Он поднёс трубку к уху, выслушал, сказал коротко:
— Хорошо. — Обернулся к пассажирам. — Нас всё-таки вычислили.
Устинья оглянулась.
— За нами следят?
— По крайней мере одна машина — серая «Мазда».
— Попробуем оторваться? — предложил водитель, пожилой, молчаливый, несуетливый.
— Не надо, — сказал Саблин, поглядывая в зеркальце заднего вида. — Посмотрим, что будет дальше.
Несколько минут ехали молча. Проехали Павловское, потом поворот на Старый Двор.
Фургон обогнали две машины, «Лада-Клюква» и жёлтенькая «Ауди ТТ». За ними пошла на обгон и серая «Мазда»-«шестёрка» с суздальскими номерами, перестроилась, встала впереди. Слева показалась тёмно-зелёная «Шевронива», прижала фургон к обочине. И тут же «Мазда» начала тормозить.
— Останови, — сказал Саблин, оглядываясь.
Фургон остановился.
Застыли впритирку и «Мазда» с «Шевронивой». Оттуда выскочили парни в камуфляже, в шапочках-чеченках, закрывающих лица: двое из «Мазды», с оружием, двое из «Шевронивы», на первый взгляд невооружённые.
— Пригнитесь! — бросил Саблин, открывая дверь, и змеиным движением выскользнул из салона.
Прохор не послушался, может быть, впервые в жизни.
Он выскочил вслед за Данияром, не обращая внимания на испуганный вскрик Устиньи: «Куда ты?!» — и смело бросился на первого из пятнистых парней, в руке которого внезапно сверкнул нож.
