— Ты еще раз объясни, — зудел Степан
Валерьянович. — Мне не до конца понятен план. У меня же начальство, если
что — мне выговор и на пенсию. Или чего похуже.
— Неужели ты думаешь, что я подлянку устрою? Говорю —
тебе еще премию дадут. За поимку особо опасного преступника.
— Ты точно знаешь, что он преступник? А если нет? Он же
в суд подаст, поди отмойся тогда. Сейчас все умные стали, у всех адвокаты.
— Слушай, ты как такой пугливый в милиции столько лет
проработал?
— Не пугливый, а осторожный. Потому и проработал
столько лет. А зачем все-таки этот иностранец здесь? Может, нам ФСБ сюда
пригласить?
— А также министра иностранных дел и посла
дружественной Австралии с парочкой кенгуру в качестве почетного эскорта.
— Не понял я тебя, Арсений. Все равно не понял.
Степан Валерьянович Цветков был многолетним бессменным
участковым в Соснах, знал всех старожилов деревни и был знаком с подавляющим
большинством новых хозяев. Мужик он был безвредный, но служака толковый и
ревностный. С поправкой на неспешный уклад сельской местности.
Сама того не ведая, Людмила Константиновна натолкнула сына
на мысль взять участкового с собой на задержание. Она позвонила Арсению и
попросила привезти ей забытый в багажнике его машины пакет с любовными
романами.
— Завезешь мне, когда сможешь, — смилостивилась
Людмила Константиновна, услышав традиционные жалобы на нехватку времени и
хроническое недосыпание. — Впрочем, лучше на этой неделе. Я ведь собираюсь
заехать в Сосны, и книжки мне понадобятся.
— Для кого шедевры предназначены на этот раз? —
устало поинтересовался Кудесников, зная, что в этом пакете собран обменный
читательский фонд. Мама не только обожала читать про любовь, но и оделяла
любимыми книжками всех знакомых.
— Для Зины. Ты помнишь Зину? Она тебе малину
передавала.
— Малину помню, Зину — нет. Кто это?
— Тебе должно быть стыдно. Она жена Степана
Валерьяновича, участкового. Вспомнил?
— Это же здорово, — обрадовался Кудесников,
который уже не первый час ломал голову над тем, как ему вовлечь в задуманную
операцию представителей правоохранительных органов. Он понимал, что в милиции,
приди он туда с предложением организовать засаду, его поднимут на смех. Он и
сам понимал слабые стороны плана. С одной стороны, план был опасен, с другой —
спокойно мог провалиться.
Степан Валерьянович был идеальной фигурой: представитель
власти, имел полномочия заняться делом по факту обращения жителей поселка. А в
случае чего — свой человек, не выдаст.
Замысел Кудесникова был прост. Рита вечером едет в деревню.
Одна, без сопровождения. От станции до поселка идти минут пятнадцать через
лесок. На электричках теперь мало кто ездил в деревню — все добирались на
машинах, так что полное одиночество Риты в лесу было практически гарантировано.
Если здесь ничего не происходит, придется караулить возможных убийц у Риты
дома. Кудесников был уверен: если что-то и произойдет, это случится в ближайшие
два дня, преступник или преступники не будут рисковать и тянуть время.
В прошлый раз план у него был точно такой же. Однако
осуществить его помешал кошачий инспектор. Тогда Арсений еще не знал, на кого
охотится, сегодня собирался поймать на месте преступления конкретного человека.
И вот теперь они втроем — Кудесников, Цветков и Дугинец,
который поставил условием свое участие в предполагаемом задержании, сидели в
густом кустарнике у железнодорожной платформы, поджидая электричку, на которой
должна была приехать Рита. Дугинцу стоило немалых усилий отделаться от
родственников так, чтобы не вызвать их подозрений.
За прошедшее с момента начала операции время Кудесников
слегка обалдел от своих напарников. В одно ухо жаловался на неизвестность
Степан Валерьянович, а в другое — сетовал на комаров и плохое самочувствие Лев
Борисович. В какой-то момент Кудесников захотел послать их обоих подальше, но
справился с эмоциями.
Наконец прикатила электричка, и на платформу вышло несколько
человек.
— Вот и Рита, — прошептал Арсений, —
приготовились! Пошли!
Суть маневра была в том, чтобы максимально обезопасить Риту
от вероятного нападения. Роли у группы прикрытия были четко расписаны, главное
— не спугнуть противника, дать ему возможность проявить себя.
Сошедшие с электрички люди быстро куда-то рассосались, и
Рита уже шла по неширокой дороге, ведущей к поселку, одна. Слева из леса ее
страховал участковый, справа — любимый пациент. Себе Кудесников отвел роль
блуждающего форварда. Он тихонько перемещался по лесу, стараясь находиться
поближе в Рите. И не напрасно.
Неожиданно сзади раздался легкий шум — шуршали велосипедные
шины. Откуда взялся велосипедист, Арсений не заметил. Он ехал достаточно быстро
и вскоре должен был поравняться с Ритой. Что-то в его фигуре насторожило
Кудесникова. Секунда — он понял. Велосипедист был в куртке защитного цвета,
бейсболке козырьком назад, и — без лица. Точнее — в натянутой на лицо
капроновой маске, традиционно сделанной из дамских колготок.
Арсений не стал ждать, как развернутся события. Маска и —
наверняка — оружие: уже достаточно для задержания. А там — пусть милиция
раскручивает дело. И он выпрыгнул на дорогу, оказавшись точно между Ритой,
которая резко обернулась на шум, и велосипедистом в маске.
От неожиданности тот вывернул руль вправо и, каким-то чудом
разминувшись с Кудесниковым, с грохотом свалился в довольно глубокую
придорожную канаву.
Еще через минуту они вчетвером — Арсений, Рита и Дугинец с
Цветковым — полукругом стояли на краю канавы и смотрели, как неизвестный
барахтается на дне, пытаясь освободиться от велосипеда, придавившего его сверху.
Незнакомец то ли стонал, то ли чертыхался, но маска превращала все звуки в
некое утробное мычание. Бейсболка слетела с его головы, и на самой макушке
неприлично болталась капроновая пятка.
— Вылезай, страдалец, — выступил на авансцену
представитель власти. — Или помочь?
Дугинец, брезгливо наблюдавший за шевелением под ногами,
вдруг ни с того ни с сего изрек:
— Смешались в кучу кони, люди…
Как у всякого, редко бывающего на исторической родине
человека, у Льва Борисовича была в голове изрядная каша из заблудившихся в
темных глубинах памяти цитат и мутных воспоминаний о русской литературе и
истории.
Услышав его голос, велосипедист на дне канавы затих, а потом
что-то жалобно промычал.
— Что-что? — строго произнес Цветков, держа на
всякий случай руку на кобуре.
— Джядя Леуа… — раздалось снизу.
— Какой я тебе дядя! — грозно крикнул Степан
Валерьянович. — Я тебе товарищ сержант. А может — гражданин сержант.
Сейчас мы выясним.
Но тут опомнился Дугинец:
