– Грехи наши тяжкие, – повторил он.
– Что конкретно?
– К примеру – наркоманию.
– Вы про Кирилла?
– Сначала дайте мне честное слово, что эта информация останется между нами, – проговорил Фирсов очень серьезно, и у Лионеллы не повернулся язык сказать что-то, кроме одного:
– Даю вам честное слово.
– Надеюсь на вашу порядочность.
– Говорите.
– Шмельцов…
– Подождите-подождите… – наконец до нее дошло: – История падения с крыши?
– В больнице, куда привезли Шмельцова, подтвердили наличие наркотических веществ в его крови. Он – конченый наркоман.
Лионелла чувствовала, что должна дать этому какую-то оценку, но сказала ничего не значащую фразу:
– Он очень хорошо это скрывал.
– Как вы понимаете, конфиденциальность – это вопрос его заработков и репутации.
– Выходит, что на крышу его загнали наркотики?
– Такое часто случается. – Фирсов решил подвести черту их разговору: – Информационный обмен окончен. Вы едете в Питер?
– Вам осталось рассказать, что от меня требуется.
– Хотите задание?
– Мне нужно подготовиться. – Лионелла представила себя в сексуальном костюме Маты Хари, что заставило ее подтянуть живот и выпрямить спину.
– Задания не будет, – Фирсов беспощадно развеял ее фантазии.
– Тогда зачем туда ехать?
– Даю установку: что бы ни увидели, вы ничему не должны удивляться. Поступайте так, как подсказывают обстоятельства и, конечно, женская интуиция.
– В чем же интрига?
– Ни в чем.
– Не понимаю, что за резон.
– А если просто довериться?
– Вам?
– Мне, – с готовностью сказал Фирсов и услышал однозначный ответ:
– Вам – никогда!
– Вы едете в Питер? – устало спросил он.
И Лионелла ответила:
– Конечно же, да!
Глава 24
В дороге
«Гранд Экспресс» уходил с Ленинградского вокзала в Санкт-Петербург в двадцать три часа сорок минут.
– Не хочешь, чтобы я поехал с тобой? – спросил Лев Новицкий. Он вызвался провожать жену и сам сел за руль. Теперь стоял рядом с Лионеллой в купе. До отхода поезда оставалось пятнадцать минут. – Я еще успею купить билет.
Она положила руку ему на грудь и спокойно сказала:
– Поезжай домой и не волнуйся. Не первая игра. Не о чем волноваться.
– У меня плохие предчувствия.
– Для них нет оснований, – сказала Лионелла. – Дня через три вернусь.
– Почему так долго?
– Ты же знаешь: я люблю Питер.
– Ну что же… Тогда счастливого пути, и больше не делай глупостей. – Лев улыбнулся и поцеловал жену в щеку. – Не смей давать свой телефон незнакомым мужчинам.
Лионелла тоже улыбнулась:
– Нет. Ни за что.
После этих слов Лев вышел из вагона и вскоре помахал ей с перрона.
– Не жди, – сказала Лионелла и, понимая, что он не слышит, махнула рукой: – Поезжай домой!
Поймав себя на мысли, что Марго сказала бы – «ехай», она улыбнулась. Неистребимое московское слово брало верх над традиционным «поезжай». Ей самой хотелось иногда так сказать.
Истина – не к ночи будет помянуто – сработала безошибочно: в ее дверь постучали.
– Кто? – спросила Лионелла.
– Это я, Марго.
Она сдвинула дверь:
– Тоже на игру?
– Нетрудно догадаться. Ты тоже?
– Представь себе – да.
– Помнится, ты не хотела.
– Когда? – Лионелла зевнула, прикрыв рот рукой.
– На «Веранде», когда мы с тобой ужинали.
– Неужели? Я действительно так сказала?
Теперь засомневалась Марго:
– Возможно, я что-то спутала. – Она улыбнулась. – У меня в последнее время голова в облаках.
– Любовь… – сказала Лионелла. – Надеюсь, она взаимна.
– Как же иначе? – В голосе Марго прозвучали вздорные нотки.
– Поверь мне, по-другому тоже бывает.
– Тебе виднее… – улыбнулась Марго. – Можно войти?
– Прости, я очень устала и хочу спать.
– Всего несколько минут – поболтать.
Лионелла сообразила, что это удобный случай для удовлетворения любопытства.
– Проходи. – Она отступила.
– Твое купе больше, – оглядевшись, проговорила Марго.
– Двухместное, – скупо обронила Лионелла, спросив: – Ты едешь одна?
– С кем же еще?
– Но где же Мишель?
Смутившись, Марго быстро привела себя в чувство:
– Откуда ты знаешь?
– Не будь такой наивной. Об этом все говорят.
– Нам с Мишелем не хотелось огласки. Нужно соблюсти хоть какие-то приличия.
– Не вышло.
– Со дня смерти Катерины прошло чуть больше недели.
– Тебя это волнует? – спросила Лионелла и снова зевнула.
– В общем-то нет.
– Когда у вас все началось?
– Имеешь в виду отношения? – Марго хотелось поговорить, но она еще осторожничала. – Давно.
– Год? Два? Полтора?
– Чуть больше года.
– Катерина догадывалась?
– Представь себе – нет. Мы так удачно водили ее за нос.
– В то утро, когда Мишель сказал про развод, ты была с ним?
– Лежали в одной постели. Когда он с ней говорил, мне так и хотелось крикнуть Катерине: разуй глаза, дура!
– Как это вульгарно… – Сдерживая гнев, Лионелла опустила глаза. – И подло. Мне всегда казалось, что вы с ней подруги.
Теперь самой Марго захотелось уйти. Разговор не доставлял ей ни малейшего удовольствия.
– Пойду лягу спать.
– Спокойной ночи, – простилась Лионелла и с облегчением задвинула дверь.
Слова Марго Никодимцевой задели ее за живое. «Тебе виднее», – сказала та, когда речь зашла о взаимности. Кого она имела в виду? Льва? Но Лев ее любит. Любит ли она Льва? Сложный вопрос, как и само это чувство. Сколько в нем слагаемых? Влечение, благодарность, привычка, чувство долга и, в конце концов, лень или нежелание что-то менять. Чего больше в их отношениях? Скорее – привычки.
Лионелла нутром почувствовала, что Марго имела в виду Кирилла, и ей захотелось осмыслить, охватить взглядом каждый день их жизни. При этом в ней не было уже обиды брошенной женщины. Она перебирала событие за событием, ничему не удивляясь и не противясь вязкому эфиру утекающей мысли. Лионелла оказалась между явью и навью. Последней мыслью перед тем, как заснуть, была мысль о том, что по-настоящему она любила только Кирилла. Но эта любовь выжгла ее изнутри.
