Д. Дворня
Некоторые привилегированные слои полагают себя аристократией. На самом деле — номенклатура происходит от одного персонажа Салтыкова-Щедрина — а именно — хозяйского камердинера, потребляющего только те эмоции, которые ему выдают. То есть — вся элита, которую мы имеем — это вышколенная дворня.
* * *
Пропаганда плюс силовой ресурс — то, что дает правду. Никакой абстрактной правды кроме онтологического понимания сути природы вещей и некоторого количества научных законов не существует.
* * *
Новый год — это два потерянных месяца. Дела не делаются в декабре, потому что скоро. И в январе — потому что уже. Ничего хорошего в новом году, как известно, не случается. Все та же советская чушь — пьяные мужички, дурнопомаженные и скороухоженные женщины, некрохолодец, остервенелые фейерверки, речь президента, совкино, гологнь. Сама я не справляю. Но люди говорят. Денщик мой каждый Новый год утыкался в салат оливье. И даже не из мазохизма, а от верности Традиции. Человек знающий, что его ничего не ждет верен традиции. Чем хуже традиция, тем больше верен. Так вышло. Потому все, чего у вас не было в том году и не стало в этом, того еще больше более не будет. Поэтому не желаю. ТакЪ.
* * *
Нелюдь под шубой — Венера в Мехах. В своем окончательном сверхчеловеческом пределе.
Родина-мать-некрофилия
А «груз 200» никого в Россиюшке не отрезвляет. Он как-бы успокаивает и дает такую томно-тоскливую, водочную прелестную меланхолию, такой войно-валиум, такую грудастую домохозяйку из агитпроповского кино, еще не успевшую, да и не смогшую распластаться собственной красочной смертью в мехах.
Так русские матери бегут от потрепанных в злой горошек халатцев, от морщин, старости и уродства, от бессмыслицы тотальной бытия, которую вдруг слизнуло сладостное отчаянье и утробно прокатилось где-то по неатрофировавшейся еще, еще страстной плоти, и там предоргазменным каким-то христианским озарением-катарсисом, остановилось что-то схлопнулось. И успокоилось шаловливым анонимным чудовищем, связанным с этим миром ненасытной утробной глоткой, превосходящей всякую бездну в беспощадной и хохочущей своей глубине.
Ваши матери — ваши убийцы.
Принц Оранжевых Утр
(детское)
Нас уносят с суда,
Где бессмысленно мудр
В белом призраке льда
Принц Оранжевых Утр.
Как кончатель ночей,
Как начатель начал,
Мимо странных зверей
Шел в серебряный зал.
Нас кидают во тьму,
Забывая навек.
Лишь ему одному
Равнодушится снег.
Равнохолоден миг
Лишь ему одному.
И раздарен весь мир.
Лишь его никому.
Нас уносят с суда.
Что здесь грех? Что здесь дух?
Ты привык, что всегда
Ты был первым из двух.
А теперь ты один
Среди льдин обнулен.
Принц Оранжевых Льдин —
Это ты или он?
Нас не стоит прощать.
Мы случайны. Наш срок —
Именная печать
На отделанный гроб.
Сколько слов… Столько слез…
Сколько сомкнутых рук…
Яркий Принц нас унес.
Не надейся на «вдруг».
Ниже, чем самый низ,
Выше, чем самый верх.
Никакие огни
Не досветят до век.
В середине тепла
Не забыть, не уснуть.
И следы мягких лап
Закрывают наш путь.
Вот теперь никогда
Не изменится суть.
В белом призраке льда
Принц Оранжевых Утр.
* * *
Думать, что писатель пишет (только и делает, что пишет) — так же глупо, как думать, что всякий проявленный субъект тождественен своему тождеству. На самом деле — проявленность — в большой степени отрицает субъектность. Навязывание тождества — тоталитарно. Писатель — соцфункция. Нет никакого «писателя вообще».
* * *
Мизантропия — это в некотором роде гуманизм. Только стерильный.
* * *
Диктатура Ничто — это метафизический материализм.
* * *
Назови нечто реализмом, оно тут-же становится советским. Поэтому термин «метафизический реализм» мне никогда не нравился. А Мамлеев нравился всегда. Но вне интерпретаций. То есть, он писал про Нутрь. А трактовали — как Наружь. Про Осознание, а трактовали как Падение. Падение же в свою очередь трактовали чуть ли не как «христианский опыт». (Но пытка опытом не бывает. Впрочем, в России в это не веруют, напротив). Он писал про Дно, а думали — про Россию. Он и сам в это верил. Писал про Россию, а вышло про Дно. (Впрочем, про Россию всегда получается так. Или как-то так). Писал он про уродов. А уроды — думали для. Ну и так далее…
* * *
Местный менталитет таков, что как правило, люди, которые вам помогают, ежели и хотят видеть вас высоко, то не выше себя. И высоко-то высоко, но равно так, чтоб дотянуться можно было.
* * *
Падший ангел — это тот, кто возвысился (поимел силовой ресурс) и кого «свалили». Да и не ангел он вовсе. Некий субъект тотального противодействия. Самостоятельная единица. А «падший ангел» — это, простите, лакей. Лакей демиурга. Так вот — эта сила — не дьявольская и не ангелическая, вне социальных статусов и надиктованных иерархий.
* * *
Для мизантропа нет ничего более унижающего его достоинство, более невыносимого, чем простое человеческое к нему отношение. Даже коли оно будет ему полезно, даже коли он сочтет его рациональным, он будет бесконечно унижен, бесконечно втоптан в грязь, он будет вечно видится чем-то непристойным для самого себя.
«Люди, стремящиеся к величию, суть, по обыкновению злые люди.»(с) Это примерно о том же.
Русский троллинг
Архетипическая женщина — тролль. Повторяет, что ей сказано. Народ россиянский — тоже тролль — от крым-наш, до лишь бы-не было войны — троллизм высшего уровня. Патриот — тролль. Одни лозунги чего стоят! Либерал — тролль — другие лозунги стоят еще больше!
Русский писатель тролль, через одного. Постмодернист — троллит соцреализм и русскую классику. Русская классика троллит русских людей. Страдание не облагораживает, но уже не убивает, только троллит, вымучивает, но как-бы уже не до конца. Люди привыкли.
Троллинг здешнему человеку нечто вроде духовного массажа. Стимулирует и расслабляет. Как-то так.
