— Спасибо.
Продолжая размеренно вести резак вдоль воображаемой линии, я прорезала круг диаметром в метр. Я слегка скосила боковые поверхности, чтобы легче было вытащить вырезанный кусок.
— Мы чуть запаздываем по времени, — сказал Дейл.
— Поняла, — ответила я, но продолжала работать с той же скоростью. Я и так работала на пределе. Попытка ускорить процесс привела бы только к тому, что шов был бы испорчен и в результате времени ушло бы еще больше.
Наконец круговой разрез был завершен и вырезанный кусок металла наклонился вперед. Я выключила горелку и отскочила назад, как раз когда серый реголит лавиной высыпался в убежище.
Я сбросила сварочную маску и плотнее прижала респиратор к лицу. Мне чертовски не хотелось вдохнуть лунную пыль. Предпочитаю обходиться без острых шипастых частиц в легких.
Глаза начало щипать и я моргнула от боли и накатывающихся слез.
— Ты в порядке? — спросил Дейл.
Из–под респиратора мой голос звучал приглушенно:
— Надо было надеть очки.
Я потянулась было протереть глаза, но Дейл быстро схватил меня за руку:
— Не трогай!
— Ты прав.
Единственное, что еще хуже, чем острые песчинки в глазах, — это втереть их поглубже. И все равно, я с трудом подавила желание протереть глаза.
Пришлось подождать, пока пыль осядет. Наконец, чувствуя, как горят глаза, я сделала шаг к прорезанному отверстию. И взвизгнула, больше от неожиданности, чем от боли, когда вокруг меня вдруг посыпались искры.
Дейл проверил свой дисплей:
— Осторожно. Здесь почти нулевая влажность.
— Почему?
— Понятия не имею.
Я сделала еще шаг и получила еще одну порцию статического заряда:
— Ах ты черт!
— Ты вообще слушаешь, что тебе говорят? — спросил Дейл.
— Вот дерьмо, — проворчала я, указывая на кучу реголита, которая продолжала медленно нарастать перед отверстием. — Это из–за дробленой породы между оболочками. В городе воздух увлажняют, но в этих отсеках он абсолютно сухой.
— Почему?
— Вода стоит дорого и к тому же вызывает коррозию. Зачем она нужна внутри оболочки? Дробленый грунт практически высосал всю влагу из воздуха.
Дейл отцепил емкость для хранения водяного запаса скафандра, открыл ее и достал на четверть полный пластиковый пакет. Он надорвал угол и сжал пакет пальцами. Просто удивительно, как ловко РБП-мастера умеют работать, несмотря на массивные перчатки скафандра.
Дейл направил струйку воды мне в лицо.
— Какого черта?!
— Открой глаза и не отворачивайся.
Я послушалась. Сперва это было нелегко, но облегчение наступило сразу, как только он промыл мне глаза. Потом он обдал водой мою одежду, руки и ноги.
— Ну, что, полегчало?
Я стряхнула капли воды с лица:
— Да, лучше.
Импровизированный конкурс «мокрая майка» должен был на какое–то время защитить меня от разрядов статического электричества. Разумеется, пыль моментально налипла на мокрое тело и одежду и я вся покрылась противной серой грязью. Конкурс красоты я точно не выиграла бы, но так было гораздо удобнее работать.
Следующий этап плана: мне нужно было выгрести всю породу из отсека и добраться до датчика давления и, самое главное, до внутренней оболочки.
Я дотронулась пальцем до капсулы наушника:
— Свобода, отец, я выйду на связь через какое–то время, а сейчас буду просто копать грунт.
— Мы будем ждать, — ответил Свобода.
Я отключила связь и повернулась к Дейлу:
— Помоги копать.
В ответ он протянул мне лопату:
— Все люди делятся на две категории: те, кто в РБП-скафандре, и те, кто копает.
Я насмешливо фыркнула:
— Во–первых, если уж мы начнем разыгрывать сцену из «Хороший, плохой, злой», так это я буду Клинтом Иствудом, а не ты. Во–вторых, давай шевели своей ленивой задницей и помогай!
— Вообще–то, я должен быть готов в случае чего тащить твою задницу в луноход. — Он снова протянул мне лопату. — Так что примирись с участью Илая Уоллака и начинай копать.
Я застонала и взялась за лопату, понимая, что это надолго.
— Не забывай, мы уже отстали от графика, — заметил Дейл.
— Забудешь тут.
Приблизительно в это же время Боб. как обычно, вел себя, как последняя заноза в заднице, с той разницей, что в этот раз он вел себя так не по отношению ко мне, а в моих интересах. Меня при этом, само собой, не было — я как раз откапывала грунт из отсека. Но мне потом рассказали, как все происходило.
Из олдриновского Порта в плавильный цех шла отдельная железнодорожная ветка, принадлежавшая «Санчез Алюминий». Три раза в день двадцать четыре рабочих садились в вагон и направлялись на работу в плавильный цех. Ехать надо было всего один километр, и вся поездка занимала несколько минут. После чего рабочие с предыдущей смены тем же поездом возвращались в Артемиду.
Мой маленький саботаж должен был совпасть с пересменкой, но я отставала от графика. Мне необходимо было попасть внутрь цеха до того, как прибудет поезд со следующей сменой. А я еще даже не прорезала внутреннюю оболочку.
Рабочие «Санчез Алюминий» сгрудились на платформе перед поездом, который уже состыковался со шлюзом и ожидал пассажиров с открытым входным люком. Стоявшая перед люком женщина — водитель поезда достала Гизмо, чтобы проходящие в вагон рабочие могли оплатить проезд. Да, именно так: «Санчез Алюминий» брала со своих рабочих плату за проезд до места работы. Подлянка прямиком из 1800‑х в духе незабвенных «магазинов компании»
[43].
Боб подошел к кондуктору и накрыл рукой экран ее Гизмо:
— Подожди–ка, Мирза.
— Боб, в чем дело? — спросила она.
— Мы осматриваем грузовой шлюз на предмет утечки воздуха. Согласно правилам безопасности, пока идет осмотр, другие шлюзы в Порту использовать нельзя.
— Шутишь? — удивилась Мирза. — А в другое время нельзя это сделать?
— Извини. Мы обнаружили какую–то аномалию, нужно все проверить перед завтрашним прибытием корабля.
— Господи боже, Боб, — Мирза указала на собравшуюся толпу. — Здесь двадцать четыре человека, которым нужно на работу. А в цеху еще двадцать четыре, которые хотят домой.
