Вечерами Довмонт старался быть на людях, изгоняя из своей души поселившееся там горе. Звал в трапезную гостей, устраивал небольшую пирушку, днем же занимался делами: разбирал купеческие тяжбы и жалобы обывателей, лично контролировал воинские тренировки дружины.
Князь часто охотился, скакал на коне до седьмого пота, выматывался, так чтоб вечером, намахнув кружку браги, сразу же провалиться в сон. Крепкий и без всяких сновидений.
В один из июльских дней Даумантас вот так же, в изнеможении, поднялся в свои покои. Скинул кафтан и рубаху, облился до пояса водой, да уж хотел было позвать слуг – прибраться и разобрать постель, как вдруг…
Как вдруг услышал приглушенный девичий смех! Смеялись совсем рядом, за стеной – там, где гостила невестушка. Усмехнувшись, князь надел праздничную рубаху, расчесал волосы гребнем…
Немного постояв перед дверью, послушал смех. Постучал.
– Пришел пожелать тебе доброй ночи, княжна.
Вот уж поистине – зря приперся!
Счастливая улыбка мгновенно сползла с лица Рамуне, едва только кунигас появился на пороге. Карие глаза девушки вспыхнули недобрым огнем, милое личико исказилось гримасой страха и злобы.
– Ну… приятных снов, – поставив на стол прихваченный с собой кувшинчик с вином, князь повернулся…
– Благодарствую, – неожиданно вымолвила «невеста». – Можно мне… можно мне завтра опять поехать кататься на лодке? Ну, как вот сегодня…
– Конечно же можно! – Довмонт искренне обрадовался. Ну, хоть что-то удалось расшевелить в этой девчонке. – Я скажу стражам…
– Не надо много стражей, нет! – поспешно возразила княжна. – Здесь, в Утене, такие добрые и приветливые люди.
При этих словах кунигас едва не закашлялся. Добрые и приветливые? Ага… что-то не замечал!
– Как скажешь, – улыбнувшись, Игорь хотел было сказать юной гостье, что вовсе не собирается на ней жениться, но…
Это было бы оскорблением! Не только самой Рамуне, но и всего ее рода, всего Дойнавского княжества, всей лидской земли! Ладно… со временем как-нибудь… не сейчас.
Князь вошел к себе… и едва не сбил с ног Гинтарса! Тот как раз выскочил из-под ложа…
– Что ты там потерял, парень? – нахмурился Довмонт.
– Мне сказали служанки… они застилали постель и нашли… вот! – часто моргая, парнишка показал на ладони маленькую засушенную ящерицу!
Игорь хмыкнул:
– И что? Ну, плохо убирают. Значит, надобно наказать слуг.
– Это не простая ящерка, мой вождь, – сглотнув слюну, Гинтарс качнул головою, блестящие светло-голубые глаза его округлились от самого неподдельного ужаса, словно бы подросток держал на ладони не мертвую ящерицу, а живую ядовитую змею, извивающуюся, раскрывающую пасть и вот-вот норовящую ужалить!
– Это не ящерка, князь. Это наговор, – тихо промолвил парнишка. – Наложенное кем-то заклятье. Думаю – на твою смерть. Видишь, ящерицу проткнули иголкой, а вот это пятнышко – кровь.
– Наговор…
К словам слуги кунигас отнесся довольно серьезно. Все-таки в Утене у него имелось немало врагов, мечтавших о возвращении Наримонта. Кроме того, еще не стоило сбрасывать со счетов нальшанского жреца Будивида. Старый интриган вполне мог спеться с утенскими предателями. Вполне. Заклятье тоже он мог наложить – все же жрец, к подобным делам привычный. Подослал кого-то, и… Но как мог посторонний пробраться в опочивальню князя?! Да никак. Значит, кто-то из своих… Гинтарс? Нет, вряд ли, парнишка искренне предан, да и ящерицу он же и показал. Тогда кто? Скорее всего, кто-то из челяди. Сговорился с Будивидом, и… или, наоборот, жрец прислал кого-то сам, обиженный на то, что кунигас оставил его в Нальшанах. Ну да – здесь еще этого старого черта и не хватало!
– Как тебе княжна? – искоса глянув на слугу, неожиданно поинтересовался Довмонт.
– Рамуне? – парнишка смущенно моргнул. – Ну, она же княжна, а я…
– Интересно, что же ее так развеселило? – выглянув в окно, задумчиво протянул кунигас. – Грустила-грустила, слезы лила, а тут вдруг – смеется! С чего?
– Может, на лодке кататься понравилось?
Может, и так. Может…
Выпроводив Гинтарса, князь велел позвать к себе Любарта, коему доверял практически полностью. Доверял и Гинтарсу, и Альгирдасу, однако верный слуга был еще слишком юн для особенно важных дел, на Альгирдаса же кунигас возложил охрану и сопровождение своей юной гостьи.
Недавно назначенный сотником, Любарт, поклонившись, уселся на лавку, внимательно слушая своего господина. Выслушав же – высказался:
– Думаю, это Будивид, больше некому, – нахмурился Любарт, всегда недолюбливавший жреца. – Мстит за то, что мы не взяли его в Утену. Говорит, могли бы и взять… Но в Утене ведь и свой великий криве есть, верно! Нет, ты, Даумантас, правильно и сделал, что не взял. Не зря говорят – два медведя в одной берлоге не уживутся. Жрец это все! Будивидас! Он! Я так думаю, хорошо бы отправить в Нальшанай верных людей, князь. Разобрались бы с криве, пока не поздно.
– Отправляй, – согласно кивнул Довмонт. – Только пусть не торопятся. Не делают ничего без моего приказа…
– И вот еще что, княже, – молодой человек хмыкнул и сверкнул темными цыганистыми глазами. Он еще больше, чем прежде, стал походить на испанца или итальянца. От природы смуглый, с длинными темными локонами и иссиня-черной щетиной, Любарт тем не менее никогда не суетился, а все делал расчетливо, медленно, с умом. Зато и ценил его князь куда больше Альгирдаса.
– Я вот так думаю, мой кунигас, надо челядь расспрашивать. Ну, не может же так быть, чтобы кто-то совсем незаметно в твою спальню пробрался! Он что же, в окно влез, что ли?
Князь покусал губу:
– Я же говорю, это не чужой. Из своих кто-то!
– Тем более, – спокойно отозвался сотник. – Так не бывает, чтоб что-то произошло в самой полнейшей тайне. Кто-нибудь что-нибудь да видел, знал.
– Хорошо, – махнул рукой князь. – Делай, как знаешь, дружище.
Дело сдвинулось уже к вечеру. За ужином Любарт жестом отозвал кунигаса в сторону и шепотом доложил:
– Ростислава. Служанка княжны.
– Служанка?
Оказывается, юную и смешливую Ростиславу мельком увидел в княжеской горнице Нелюд-челядин. Он как раз приносил туда кувшин с душистым медвяным квасом…
– И что делала служанка? – напрягся Довмонт.
Любартас тряхнул волосами:
– А ничего не делала. Нелюд сказал – просто сидела на лавке, его дожидалась.
– Дожидалась? Зачем?
– Сказала – за квасом пришла. Княжне, мол, пить захотелось. Очень уж ей медвяной квас понравился, ага.
Квас понравился, надо же… Что ж, неужели – Рамуне? Эта худенькая девочка-подросток, ромашка с соломенными косами. Рамуне… Впрочем, почему бы и нет? Мотивы ее пока непонятны, но они есть, обязательно есть. По какой-то неизвестной причине младшей дочке затерянного в лесах князька почему-то не хочется стать женой доблестного нальшанского кунигаса. Хотя сватает-то ее – сам Миндовг, с которым шутки плохи. Отец, лидский князь, наверняка ошалел от радости. А вот дочка его – что-то не очень. Кстати, вчера она чему-то бурно радовалась… Чему? На лодочке, говоришь, каталась…
